Глава восьмая
На очередном «уличном» совете, большинство ребят, высказалось за необходимость наказания сторожа, за такое хамское к нам отношение, причем инициатором такого действия выступил именно племянник деда Гришки, мой тезка.
Решили отплатить ему той же монетой. Ничего сверхестественного придумывать не стали. Просто насобирали два ведра таких же острых колючек, выбрали ночь, когда дед Гришка был не на дежурстве и решили испортить ему ночной отдых.
До этого, днем, племянник деда, зная, когда его жена обычно отдыхала, приделал к окну их спальни, сырую картофелину на веревке, а к той веревке привязал длинную суровую нитку, конец которой, вывел за забор их двора. Как раз сзади забора, был колхозный участок, засеянный коноплей. Конопля в колхозах тогда свободно высевалась и в тот год, и в то время, уже стояла в рост человека.
Выбрали безлунную ночь. Собаки были в бригаде, поэтому, ребятам не составило особого труда, рассыпать колючки по двору, начиная от крыльца и потом – по обе стороны дворовой дорожки, до обеих калиток – на огород и на улицу.
Где-то после полуночи, начали с помощью веревки, постукивать картофелиной по окну в спальне. На улице жарко, душно, окно в спальню открыто. Постепенно усиливали частоту ударов и их интенсивность. После 10–15 раза, слышим разъяренный крик деда: «Ох выйду, я вам покажу, мать- перемать!». После десятка таких обещаний, дед не выдерживает и выскакивает в кальсонах на крыльцо, с ружьем в руках.
Тапочек домашних в те времена в селе не знали, и дед сразу попадает босыми ногами на…колючки. Падает назад, одновременно стреляет из ружья в воздух, затем опрокидывается на спину. Он буквально ревет: «Манька, твою мать, давай лампу!». Электричества тогда в селе еще не было. Выбегает тетя Маша, с зажженной лампой, попадает на колючки, тоже падает. Лампа покатилась по двору. Керосин, огонь. В разные стороны катаются по двору сторож с женой, с дикими воплями и многоэтажными матами.
Дед все-таки и в этой ситуации, не забывал посылать нам угрозы, типа: «Я знаю, хто цэ, я вас усих пэрэстриляю, мать- перемать!».
Нас эти угрозы уже не трогали. Мы дали деду Гришке почувствовать, как неприятно кататься по напичканной колючками земле, даже без дополнительной обработки лозиной….
Мы, в какой-то мере, были отомщены, пусть даже таким варварским способом. Хотя такие изуверы, как дед Гришка, по-другому и не поймут….
Не знаю, как другие ребята, а я для себя сделал выод на всю жизнь – «свои» охранники, бывают только для «своих» воров и снял для себя этот вопрос, навсегда.
Понятно, что после того, как мы с дедом Гришкой, обменялись похожими «любезностями», нашей с ним «дружбе», пришел конец. Ни одна из сторон об этом не жалела.
Мы вошли в лето. Заработали колхозные бригады, сразу решив для нас проблемы питания. Большинство наших ребят с удовольствием шло на работу в колхозные бригады, и не только потому, что там кормили в обед, хотя это тоже было немаловажным, а – главное – чтобы быть на людях, общаться, познавать то-то новое, не вариться в монотонной, однообразной и бесконечной домашней рутине. Мы же были еще дети, хотя никогда и не видели того детства, по-настоящему….
«Рассчитавшись» в какой-то мере с дедом Гришкой, мы больше с ним не общались, как будто он и не жил на нашей улице и мы его никогда не знали….
Но жизнь рассудила иначе. Скорее всего, своим нечеловеческим отношением к людям, не только детям, но и взрослым, он где-то все-таки пересек ту «красную» линию поведения в обществе.
Где-то там, Наверху, это, наконец, заметили, и Провидение – таки вмешалось в его не совсем порядочную жизнь. Оказалось, что такое тоже иногда бывает, хотя не всегда, и во время. Все это выяснилось несколько позже и к нашим с ним взаимоотношениям – не касалось.