Да нет, она совсем другая, только бы успеть ей помочь! – одна мысль вращалась в его мозгу. Чем ближе её село, тем беспокойнее становится Петр, хотя у него нервы крепкие, а мышление трезвое….

К Каменке подъехали поздним вечером. Так как, кроме Петра, все солевозы должны ехать дальше, повернув от Никополя на север, в свои края, то решили переночевать, а пораньше переехать Днепр и двигать домой. У Петра Никополь был конечным товарным пунктом. Здесь он договорился, продать соль оптом и только потом ехать домой, уже налегке.

Так и порешили, опять расположились табором рядом с колодцем и начали готовить ужин…

На улице было темно. Ждать что опять Мария пойдет к колодцу –глупо. Где она? В корчме или дома. В корчму ему идти нельзя, хозяин запомнил его внешность. Что делать? Петр решил – идти к ней домой, а там – что будет, то и будет…

Он пошел по дороге в сторону моста, прошел корчму а, поравнявшись с домом Марии, перешел на другую сторону и решительно подошел к входной двери. Никаких заборов-калиток там не было, дом был небольшой, деревянный, с тремя окнами на улицу. В одно из них, он и постучал. В доме темно и никаких движений-звуков не было слышно. Он постучал еще раз и посильнее. Было слышно, как кто-то идет к входной двери. Потом заскрежетал засов, дверь приоткрылась, и сонный голос тихо спросил: «Это вы, мамо?». Петр сделал короткую паузу, не специально, так получилось от волнения, и дрожащим голосом, тоже тихо сказал: « Это я, Маруся!». Девушка невольно откачнулась от двери, а потом – в каком-то счастливом беспамятстве, бросилась ему навстречу, Петр только успел её подхватить, а она гладила его обеими руками по голове, лицу, шее и, радостно всхлипывая, говорила, говорила: « Петенька, это ты…А я так ждала…А я думала…А я и сейчас не верю, что ты уже здесь…А я…А я…». Петр нежно прижимал её к груди и молчал, ждал, пока она выдохнется. Потом ласково отстранил её лицо и сказал: « Я, Маруся, за тобой приехал!»….

Потом спросил: « Мама дома?» . « Нет- ответила Мария- она осталась в корчме. Работы много. Да, наверное, и заночует там. Последнее время она почти каждую ночь там. С тех пор, как ты уехал, я по вечерам, под разными предлогами, не ходила туда.Боялась…Они уже привыкли к этому, вечером, как посетителей уже нет, мама, с хозяином, закрываются, хорошо выпьют…и отдыхают до утра».

Они сидели, обнявшись, на лавке , в большой комнате, в абсолютной темноте. Да им свет и не был нужен, они и так «видели» друг друга, через великое, обволакивающее их, чувство. Пытались что-то хорошее сказать или сделать один другому и все старались, чтобы было, как лучше.

«Понимаешь, Маруся, то, что я с тобой уже не расстанусь и заберу с собой –это понятно- сказал Петр, – главное как это правильно сделать, чтобы всем было хорошо, в том числе твоей маме. Можно утром пойти к ней и попросить твоей руки. Все будет правильно, мы же не воры какие-то, и мама скорее всего будет согласна.Но, что будет после? Тот хозяин-грек, заглядывающийся уже на тебя, ей этого не простит…И, – или выгонит маму вообще, или сживет со света своими издевательствами. А мама ведь, уже привыкла к нынешней её жизни и ей очень трудно, если еще вообще возможно будет, как-то перестраиваться. Думаю, в этом ничего ломать не надо и маму надо обезопасить, по крайней мере – для виду. Давай мы ей дадим знать, что ты сама решила пойти в ближайший город, найти себе работу, и как-то устроить свою дальнейшую жизнь. Если получится – то, потом и ей помочь, а – не получится – значит – не получится. Главное здесь то, что ты сама это решила и сама это сделала, а мама здесь не при чем. Оставим ей записку на видном месте, чтобы она обязательно нашла…»