– Как же вы с ним справились-то, с бесёнком?

– Да как… Смотрю на тебя – худющая, замёрзшая, глазёнки круглые, волосёнки пушатся – ну как такую выгнать? Ну и… власть как-никак. Я за порядок.

– Спасибо, что не выгнали, – в очередной раз улыбнулась Сорокина старушке, поддерживая контакт. – А вы сказали, что Борисова сдалась – всё-таки в чём это проявилось?

– Ну… Она сначала-то его учила, физкультурой с ним занималась, гулять водила, ну и так далее. Книги ему часто вслух читала, да и мы с Мартой тоже – он сидит, вроде слушает, что-то бормочет, повторяет. А потом просто стала сама под него подстраиваться, все его капризы выполнять. Дома он засел, как в берлоге. Окна все закрыты, зашторены – ни света, ни воздуха. Читать ему вслух запретила – мол, пусть сам читает. Компьютер ему этот купила – он из него не вылезал. Врачам поддалась – стали его в больницу класть постоянно. А он оттуда возвращался как эти… Ну, по телевизору их показывают постоянно – зомби, вспомнила. Ну и сама ходит – ледышка ледышкой…

– А когда вы её видели последний раз?

– Юлю-то? Давно не видела. Как они переехали, так и не видела. Но открытки она мне присылает на Новый год. Люблю я открытки красивые – все храню. Она мне их сначала сама дарила, а потом, как переехала, так присылать стала.

– Ух ты, – заинтересовалась Аня, – а можете показать?

– Конечно, у меня её открытки в отдельном альбоме.

Вера Николаевна, кряхтя, встала со стула, потёрла затёкшие ноги и пошла куда-то в комнату. Спустя несколько минут отдалённого шуршания она вернулась, держа в руках солидный, с обложкой под кожу, альбом, положила на стол перед оперативницей и снова села рядом.

– Вот. Они по порядку, по годам разложены.

Аня осторожно открыла его и увидела, что коллекция начинается с открытки «С Новым 1998 годом».

– Давно вы с ней общаетесь, – кивнула она, поджав нижнюю губу к верхней.

– Четверть века… – с грустью во взгляде согласилась бабулька.

Сорокина внимательно и с удовольствием просмотрела все открытки, особенно остановившись на последних трёх, имеющих признаки прохождения через почту. Причём все три были отправлены через одно и то же московское отделение. Она записала индекс и довольная откинулась на спинку стула, закрыв альбом и отодвинув его поближе к хозяйке.

– Пригодилось, смотрю? – заметила она блеск в глазах девушки.

– Пригодилось. И открытки очень понравились – интересное у вас увлечение.

– А тебе зачем Юлька-то понадобилась?

– Пропала она. Недели три-четыре никто её не видел. Вот и ищу.

– Ох ты ж, господи! – взмахнула руками Вера Николаевна. – Что ж с ней, родимой, стряслось-то?

– Не знаю пока, но разберусь, – уверенно ответила Сорокина.

– Ну ищи её получше. Ты небось обученная этому делу?

– Обученная. Я стараюсь.

– А с Антошей что? – озабоченный взгляд выдал сильное волнение собеседницы.

– Пока с ним всё в порядке. Живёт в отдельной квартире, а Марта за ним присматривает.

– Ну слава богу… Нет у меня, кроме них, ни одной родной души больше… Дочь и та не звонит, не пишет. Небось ждёт не дождётся, когда я квартиру освобожу…

– Ну что же вы так говорите?., – растерялась Аня, не зная, как реагировать на откровения старушки.

– Как есть, так и говорю, – вздохнула та и грустно посмотрела на вазочку. – И внуки не приходят за конфетами…

Девушка непроизвольно протянула руку, взяла конфету, развернула фантик и уверенно отправила её в рот.

– Очень вкусно, – улыбнулась она и увидела благодарный взгляд Веры Николаевны.

– Возьми с собой.

– Спасибо большое! – Аня взяла ещё горсть и положила в рюкзак. – Подругу угощу – она сладкое очень любит.