Господин Смежиров молчал долго – с минуту, не меньше. Потом со злобой пнул стол, плюхнулся на стул и опять молчал, барабаня пальцами по полированной столешнице.

Потом залез в ящик стола, достал пачку сигарет и зажигалку, долго курил, не обращая внимания на вытянувшееся лицо секретарши, и молчал.

Затем глухо сказал:

– Ты ведь не к Грифу меня зовешь, Псих. Ты меня в молодость вернуться зовешь, старая ты плешивая обезьяна. А туда пути нет, не протоптана еще обратно в молодость тропинка. Ты понимаешь вообще, на какие бабки я попаду, если сейчас с тобой отправлюсь? У меня же откат – месяц, на меня очередь на шесть лет вперед расписана и через две недели очередной аукцион. У меня же все клиенты заявки снимут, как только узнают, что Смежиров без предупреждения кинул заказчика, который ждал четыре года. Я свою репутацию сто семьдесят лет нарабатывал, а теперь ты мне предлагаешь ее за день в унитаз слить. Я ведь даже передвинуть сегодняшних клиентов никуда не могу, у меня все забито.

– Понимаю, – кивнул Псих. – Неприятно, согласен. Но никакой катастрофы не случится, и заказчики твои никуда не денутся. Они поорут, разумеется, повозмущаются, погрозят Южному Централу, а потом как миленькие побегут заявки на аукцион ставить. У тебя, старый ты лысый толстяк, есть одно неоспоримое преимущество – ты монополист. В обитаемой Вселенной пока не найдены другие носители твоего дара, поэтому ты вообще можешь куролесить, как твоей душеньке угодно. Уж один-то факап за два столетия тебе точно простят. И вообще, Оле, хватить тут о деньгах стонать, корыстная твоя душонка. Если хочешь знать, ты еще потерянные бабки с большим профитом отобьешь, когда Грифа его тюремщикам сдашь за несусветную мзду. Сам знаешь – эти кланы заплатят, сколько бы ты с них не запросил.

– Деньги – пыль! – резко оборвал его хозяин. – Плевал я на деньги! Я репутацию просажу.

– А тут уже, Оле, тебе решать – что для тебя пыль, а что не пыль! – развел руками Псих. – И ты уже определяйся, что для тебя пыльнее – Азраил или репутация. Если хочешь сожрать яичницу – придется разбить яйца! В этом мире у всего есть своя цена, бесплатно только папу с мамой выдают.

Смежиров опять замолчал, постукивая пальцами по столу.

Потом повернулся к секретарше.

– Матильда, отмените все на сегодня, свяжитесь с клиентами, сообщите о внезапном форс-мажоре, принесите надлежащие извинения. Только это и ни слова больше. Больше вы ничего сказать не можете, потому что сами ничего не знаете – как бы они ни расспрашивали. Я сам с ними свяжусь через несколько часов и все объясню. Хотя нет – завтра. Завтра я с ними свяжусь, и мы вместе подумаем – что можно сделать с возникшей проблемой.

Затем он помял свой нос-картошку ладонью, зачем-то растянул свои уши в сторону и высунул язык.

– Боги, зачем я это делаю? Я ведь взрослый разумный человек, – и он повернулся в сторону обезьяна.

– Судя по всему – ты, к счастью, еще не до конца образумился, – улыбнулся в ответ тот.

– У тебя есть дурное свойство, мартышка, ты заражаешь своим идиотским идеализмом окружающих! – убежденно сказал Смежиров. – Что вылупился? Вешай портал, я готов.

– Зонтик! – вдруг крикнула секретарша, и метнулась к корзине для зонтов под вешалкой. – Зонтик для гостя забыли.

– Тьфу ты! – ругнулся Смежиров. – Действительно, чуть не забыл. Хотя пусть и поспал бы немного – ничего страшного с гостем не случилось бы. От этого гостя всегда они неприятности. Знала бы ты, Матильда, сколько он в молодости моей крови попил…

– Так мне портал вешать, или у нас начинается вечер воспоминаний? – невинно поинтересовался Псих.