После слов настойчивого горожанина: «У меня есть важные сведения, я хочу помочь партии», – его впустили в здание. Если бы не эти громкие заявления, его бы погнали от штаба, но солдаты, провожавшие просителя под конвоем до заместителя полка, побоялись его отпустить, подумав: а вдруг действительно что-то важное. Фреймо расспросами попытался выяснить, что такого важного хочет рассказать этот горожанин, но тот наотрез отказался выдавать свои секреты. На любой вопрос Фреймо он твердил одно и тоже: «Только командиру, только ему», – и добился приёма. Тельнецкому доложили о настырном просителе, пояснили причину визита, и он его принял.

Гость, войдя в кабинет, сдавленным голосом поздоровался и скованными движениями присел на предложенный стул чуть не по центру кабинета, аккурат против стола Тельнецкого.

– Если ваши сведения будут ложными или окажутся провокационными, вас покарают по законам военного времени. Вы это понимаете? – обратился Тельнецкий к горожанину, держа в руках полученное от родителя письмо.

Желание прочесть в какой-то момент взяло верх, и Тельнецкий даже взялся вскрывать конверт, но эмоциональное состояние незваного гостя вызывало не меньший интерес, и, как следствие, Тельнецкий отодвинул письмо на второй план.

– Верные они или нет, не только от меня зависит, а и от вас, – жалостливо проблеял горожанин. – Как отреагируете на мой сигнал, так и решится.

– Кто вы? – не переходя к теме, спросил гостя Тельнецкий, крутя в руках его паспорт.

– В книжке написано. Я… Ковальский Шимон Сергеевич, – гость привстал немного, поклонился и, будто приветствуя хозяина кабинета, помахал кепкой. – Купец я. Лавка у меня. Сукном торгуем… Я вас уверяю, хочу вам помочь. У меня очень добрые намерения. Я в этом городе вырос. Мне небезразлична судьба горожан.

Гость стал описывать свою семейную жизнь, начиная повествование чуть не со дня женитьбы, а когда приступил к перечислению детей, называя каждого ребёнка, его пол, возраст, особые приметы и сопровождая дифирамбами, у Тельнецкого закончилось терпение, и он резко прервал речь купца:

– Шимон Сергеевич, если вы сейчас не перейдёте к делу, я буду вынужден вам отказать в аудиенции и на этом мы распрощаемся.

– Так я и веду мой рассказ к сути. Прошу выделить ещё буквально полминуты, и будет сама суть.

Тельнецкий в ответ кивнул в знак согласия и гость продолжил:

– Мои старшие сыновья окончили гимназию с отличием. Я уже хотел их в какой-нибудь университет или училище определить, присматривался к Императорскому Московскому инженерному училищу, хотел, чтобы они выучились на инженеров, но посчитал барыши и понял: не потяну я двух студентов сразу. Я к Барковскому на поклон: «Мол, определи и моим детишкам бурсу, пансион то есть. Смиренно прошу», – а он мне отказал, говорит: «Вы человек с доходами, справитесь и без меня». Он всем крестьянам и ремесленникам бурсу определяет, а моим сыновьям, видите ли, – нет. То есть по убеждению Барковского, я с доходами. Откуда он это взял? У меня одни расходы в лавке. Еле-еле концы с концами сводим. Нет, я не жалуюсь, но выделить моим сыновьям стипендии мог бы ведь, а? – раздосадованным голосом спросил Ковальский Тельнецкого.

Тельнецкий уже собирался прогнать назойливого гостя, но, услышав фамилию Барковского, передумал и решил дослушать до конца. Удивлённый риторическим вопросом, хозяин кабинета и не думал отвечать, а стал искать причину, зачем Ковальский задаёт такие вопросы. Несколько секунд он молча смотрел на гостя, терпеливо ожидавшего ответа, и спросил:

– Ко мне зачем пришли? Вы говорили про какие-то важные сведения, а рассказываете мне про вашу жизнь. Зачем?