В конце концов я не выдержал и запел во все горло:
Обеими руками я ударил по рулю и заголосил дальше:
Бригт покачал головой:
– Быстрей бы уже доехать.
Мы проехали Грессвик и выехали на дорогу к пляжу. Еще через два с половиной часа мы наконец увидели табличку, на которой было написано, что мы на Мэррапанне.
– The promised land![6] – обрадовался Бригт и спрыгнул с велосипеда. – В Осло сел на метро – и ты на месте. Там за сто километров на велике никто не тащится. По крайней мере, не ради того, чтобы сфотографировать девчонку. Даже если у нее на голове корона. – Он опустился на колени, сложил руки, прикрыл глаза и проговорил, запрокинув голову к небу. – Господи Боже, пожалуйста, верни меня обратно в цивилизацию! Аминь.
– Слушай, – начал я, – да ты ж даже в Бога не веришь.
– Но попытаться-то можно.
Подскакивая на ухабах, мы проехались по тропинке и выехали на поросшую травой лужайку. Добирались сюда мы и впрямь долго, но Харальд не обманул: здесь полным-полно было потрясающих местечек, где так и тянуло поставить палатку. Мы слезли с велосипедов.
– Вообще-то странно, что никто до сих пор не обнаружил, как тут круто жить в палатке, – удивился я.
– Эй, парни, гляньте-ка! – Бригт отошел чуть в сторону и теперь стоял перед какой-то табличкой. Мы подошли к нему.
«СТАВИТЬ ПАЛАТКИ ЗАПРЕЩЕНО».
– Да не, это хрень какая-то, – не проверил я, – у нас всего-то одна трехместная палатка, нам за нее ничего не будет. Это же национальный парк, тут люди в походы ходят, нет разве?
– По-моему, тут все ясно написано, – сказал Бригт, – даже ежик бы понял.
Сверху, над надписью, был рисунок: индейский вигвам, перечеркнутый двумя жирными красными линиями.
– Может, это только индейцам нельзя? – предположил Фруде.
– Я отсюда ни на метр не сдвинусь, – заявил Бригт.
– Давайте дождемся, когда стемнеет, и тогда уж поставим палатку, – предложил я, – подальше в лесу.
Бригт недоверчиво взглянул на кусты.
– В этом буреломе полно комаров, и жить там нельзя. Тут же поблизости вроде какая-то гостиница есть?
– На гостиницу у нас денег нет. Ладно, хрен с ней, с палаткой. Переночуем прямо на берегу, на валунах. В спальники залезем, и нормуль. Уж это-то не запрещено.
На том и порешили. Мы приободрились. Перед нами простиралась морская гладь. Чуть поодаль виднелись шхеры. Валуны блестели на солнце. Пейзаж напоминал открытку. Мы поплавали. Нашли камень, с которого особенно сподручно было прыгать в воду. Я наслаждался свежей прохладой воды. В воздухе еще оставалось тепло, поэтому мы вылезли из воды и посидели немножко на валунах, обсыхая. Мы разожгли примус, и Бригт с Фруде взялись за готовку – они посулили мне такой ужин, после которого и гурман пальчики оближет. Я же вытащил кубик Рубика. Вообще-то я каждый вечер его вертел, все каникулы. Я поворачивал сегменты и старался уяснить закономерность, понять, что именно происходит с разноцветными квадратиками. Свои наблюдения я записывал. Работал упорядоченно. Одну сторону собрать у меня получалось, и все углы – тоже, но все остальное не складывалось.
Когда мы наконец приступили к ужину, солнце уже готово было вот-вот занырнуть в залив. Никогда еще псевдомексиканские полуфабрикаты с порезанной сосиской не казались мне такими вкусными. Измотанные, зато сытые мы смотрели на море. Во всем национальном парке Мэррапанна мы были одни.
– А ты ни в кого не влюблен? – спросил Фруде Бригта.
– Это вряд ли. – Бригт хитро улыбнулся и посмотрел на меня. – По крайней мере, до него мне далеко.