Еще в поезде, за бутылкой «Наполеона», Сергей объяснил мне, что все инвалиды на свете делятся на две группы: те, которые могут самостоятельно ходить в туалет, и те, которые не могут без посторонней помощи. Себя он радостно причислил к группе, которая «может». Как вскоре выяснилось, Сергей был не совсем точен. Нет, конечно, при желании он мог бы все сделать самостоятельно, что он, наверное, и делал, живя один в московской однокомнатной квартире, но, поскольку здесь нас было двое, сей технологический процесс был поделен: он сикал в баночку, я из баночки выливал. Сугубо в целях экономии времени. У Сергея была сломана шея, а у «шейников» все органы тела, которые находятся ниже перелома, или работают плохо или не работают совсем. Мочевой пузырь и кишечник у них не работают совсем, поэтому Сергей держал в штанах пластмассовую баночку. Как только баночка заполнялась мочой, поступала команда: «Володь, вылей, пожалуйста». Понятно, если бы Володи не оказалось под руками, пришлось бы выливать мочу самостоятельно. Если в номере – куда ни шло. Доехал до туалета, вылил в унитаз, сполоснул баночку и снова засунул в штаны. Дело сделано. А если, скажем, в ресторане, где мы столовались три раза в день? Целая проблема.

Помню, как в день приезда в Чехию у него «забил источник» на одной из площадей города Брно, где мы, счастливые и возбужденные, пили пиво в кафе под открытым небом рядом с каким-то средневековым памятником. Я озадаченно топтался на мощеной мостовой в толпе туристов, сжимая в одной руке только что откупоренную очередную бутылку пива, а в другой – пластмассовую баночку из-под кола-кавы с Серегиной мочой. Серега ныл рядом с коляски: «Да выливай быстрей хоть под ноги. А то у меня опять потекло, все пиво это, мать его так-то». Хамски нагадить в первый день приезда в чужой стране я категорически отказался и побежал искать место, более удобное для выполнения сего деликатного поручения. Нагло вылив мочу в фонтан, что неназойливо шелестел посреди площади, я быстро вернулся обратно. Сергей схватил баночку и лихорадочно стал засовывать ее обратно в штаны. Что-то у него не получалось. Все хозяйство раскрылось и вывалилось наружу. Я растерялся: «Тебе помочь, Сереж?» «Да пошел ты… – он чуть не плакал. – Я же сказал: лей под ноги, а ты убежал куда-то. А я, вот, как говорится, обоссался. Что теперь делать?» Вот тут-то меня первый раз обидно обожгла мысль: «И на фига я, мудак, сюда приехал?».

Проживая с Сергеем на одной лестничной площадке, я изредка, по-соседски, выполнял его отдельные просьбы: чинил утюг, стиральную машину, менял прокладки в водопроводных кранах. После окончания работы он просил меня достать из бара любой понравившийся напиток, и мы расслаблялись за просмотром по видику очередного наикрутейшего боевика из постоянно пополняемой Сережиной коллекции. Естественно, поговорить по душам нам было некогда, и составить о нем сколько-нибудь объективное представление я не мог. На поверхности же лежало его обаяние, точнее – обаяние беспомощности, все время хотелось сделать для него что-нибудь полезное, и щедрость. Он всегда угощал самым лучшим и, казалось, был счастлив представившейся возможности это осуществить. Его миниатюрная квартирка вмещала тот стандартный набор удобств, владея которым скромный русский человек, проживающий в России на пороге двадцать первого века, мог сказать: у меня есть все. Это переносной и стационарный магнитофоны, видеомагнитофон с японским телевизором, телефон, больше напоминающий компьютер, стиральная машина-автомат «Вятка» и зарубежный пылесос. Во дворе, в личном гараже у него стояли «Жигули» с ручным управлением. Поэтому после расслабухи на квартире соседа, у меня резко обострялось прогрессирующее последние годы чувство собственной ущербности. «Ну как же так, – думал я, – без рук, без ног, а не потерял себя в этом бардаке, отыскал свою клеточку-ячеечку и сидит в ус не дует. Ведь не на инвалидную же пенсию он покупает этот «Абсолют» и блоки «Мальборо», не говоря уже о другом. А ты, здоровый человек (я всегда считал себя чересчур здоровым), с руками и ногами, ухитрился к сорока пяти годам не обзавестись крепкими, полезными связями, а те, с кем с удовольствием общался долгие годы, сидят по уши в дерьме, как и ты сам». Вот, пожалуй, вся информация о Сергее, которой я овладел за одиннадцать лет нашего соседствования и которой располагал к моменту нашего отъезда в дальнее зарубежье.