В Годонин я прибыл уже после ужина. Сергей встречал меня у ресторана. Ударил с размаху по моей ладони.

– Ух. С одиннадцати часов тебя караулю. Что в коробке то?

– Вазочка.

– В Праге купил?

Да нет, заработал. В Брно.

Мне показалось, что я отсутствовал, по крайней мере, год.

– Ну, пойдем на верх, расскажешь. Там тебя второе с обеда дожидается и ужин. Остыло уже, наверное, все.

Я представил, как он, бедный, с тарелками на коленях, медленно перемещается по коридорам. Кто-то открывает ему двери. Потом втискивается в лифт. На шестом этаже пытается задом выехать из лифта. Колеса задевают за двери. Он подает коляску вперед. Двери автоматически закрываются. Он нажимает на кнопку и снова пытается выехать. Опять коридор. Пустынный. Колдует с ключом, помочь некому…

Оставляя Сергея одного, я больше всего переживал за утро. Как, думал, он будет один одеваться, собирать сумку, прихорашиваться, пить кофе. Вдвоем у нас получалось замечательно. Пока закипала вода, Сергей отставлял баночку с мочой на пол, садился на кровати и откидывал одеяло. Я уже стоял наготове со скрученными в гармошку спортивными штанами.

– Алле! – сам себе командовал Сергей и, опираясь руками, приподнимал свой зад над кроватью. Я быстро вставлял его ноги в брючины и виртуозно натягивал на него штаны.

– Ювелирно, Серег, нам только в цирке выступать, – смеялся. Потом одевал ему шерстяные носки и шел заваривать кофе. Сергей тем временем копошился с рубашкой, прической и одеколоном. Приведя верхнюю половину тела в порядок, спускал ноги на пол, и я запихивал его распухшие, омертвелые ступни в кроссовки. Наверное, сегодня ему пришлось завести будильник как минимум на час раньше.

Я развернул коляску и покатил ее к лифту, раскланиваясь по дороге со знакомыми.

– Какой кайф, что не надо самому крутить колеса, – довольно сказал Сергей и протянул ко мне руки. Тыльная сторона пальцев пузырилась свежими мозолями, кое-где полопавшимися и мокрыми.

– Да Господи! Что еще за ужас такой! – у меня аж защемило сердце.

– Ты, моя папа-мама, уехал, а мне, вот, как говорится, пришлось побегать, – шутливо сказал он. – Горки здесь, понимаешь… Надо было рычажку сюда взять. Да кто знал?

– Ах ты, Серенький, мой Серенький, – растроганно сказал я. – Поехали быстрей. Я тебе сейчас кофе сварю.

Мне было странно, почему Сергей не спрашивает о стодолларовой бумажке и обратных билетах. Я тоже молчал. Как-то не хотелось сразу о грустном.

– Как там Гуляш? – спросил я, открывая ключом дверь номера.

– Цветет и пахнет твой Гуляш. Вчера Медича натянул и четыре часа не вылезал из туалета. От радости, наверное, – проворчал Сергей.

– Вот это да! – удивился я.

Медич – это тот международный мастер из Хорватии, с которым Сергей сделал ничью. В этом турнире он был лидером и еще никому не проигрывал.

– А как твои дела? – спросил я.

– Нормально. Сегодня был день доигрывания, а я отдыхал.

– Завтра последний тур. А кто-то кофе обеща-ал, – пропел вдруг он. – Ой, погоди, заправь сначала рубашку.

Я рассмеялся, заправил ему рубашку и пошел в ванную за водой.

– Рассказывай, – хитро улыбаясь, скомандовал Сергей и подкатил к столу, за которым я уплетал за обе щеки все принесенное им из ресторана.

– Грустно все, Серый, – сказал я и сделал серьезное лицо. – Облом по всем статьям.

– Ну уж и по всем статьям. А вазочка?

Он явно чему-то радовался и ерничал при этом.

– Может быть, кроме вазочки, – серьезно подтвердил я. – Впрочем, и здесь нет ничего веселого.

– Давай, давай, не тяни резину. Нам еще одно дельце предстоит сегодня провернуть.