– Ты больше похож на тренера по штанге, – сказала она, надула щеки и показала рукой горку на своем бицепсе. Потом кивнула на мои бутерброды: – Скуси то.

«Наверное, «попробуй» – по-словацки», – решил я и осторожно отломил зубами кусок «пирожного». На вкус блюдо оказалось еще лучше, чем на вид. Лихорадочно дожевывая, я руками и глазами пытался выразить свое восхищение. Мартина смеялась, очень довольная.

Я был поражен переменой, произошедшей с моей знакомой. Озабоченная, растерянная девушка вдруг превратилась в хорошенькую флиртующую прелестницу. Она сидела чуть в стороне от стола, облокотясь на спинку стула, поигрывала ножкой и откровенно раздевала меня своими зовущими, подведенными тушью, глазами.

– Ты дозвонилась маме? – спросил я.

– Да, все окей, – кивнула Мартина. – Я сказала, что ты – мой спаситель. – Потом медленно повторила, боясь, что я не понял: – Я сказала, что ты меня спас. – И благодарно дотронулась до моей руки.

Я вспомнил, как она испугалась в метро, решив, что я от нее удрал, и, кажется, все понял. Она позвонила маме и рассказала свою эпопею с автобусами, чемоданами и поездом. Наверное, пожаловалась на чехов, которые обругали ее ни за что ни про что. Вот тут-то запаниковавшая мать и накрутила своего ребенка. Держись, мол, за русского – в этом наше спасение. Бугаина, говоришь? Веди его в кабак и угости. Хоть на последние гроши. Русские выпить любят, да и пожрать не дураки. За сорок, говоришь? Флиртуй с ним тотально, не маленькая уже. Мужчины в его возрасте за любой коротенькой юбчонкой на край света вприпрыжку побегут. У него жена, небось – старая лошадь вроде меня. А тут вдруг такой подарок. Молодое тело – совсем другое дело, дорогая моя.

Наверное, такой, или приблизительно такой, материнский наказ получила маленькая западная женщинка, воспитанная, что за все в жизни надо платить. В тот момент я почему-то был уверен в истинности своей догадки.

Я вытянул добрую половину виски из своего бокала и спросил:

– Мартина, сколько тебе лет?

– Двадцать один.

Я ожидал услышать встречный вопрос, но Мартина оказалась человеком деликатным.

– Ты женат?

Я кивнул.

– А-а… – Она долго подбирала на потолке слова, красуясь тонкой шейкой, перевязанной, как ниточкой, одной единственной морщинкой, а потом спросила по-русски:

– У тьебя есть дьети?

Я вспомнил, как прижал ее – худенькую, упругую – в метро.

– Есть, – прокашлялся я. – Дочка. Учится в университете.

– Я тоже учусь в университете, – обрадовалась Мартина.

Мне не понравилась эта аналогия.

– Что ты делала в Лондоне? – спросил я.

– Изучала язык, – просто ответила она и рассказала, как работала нянькой в одной английской семье среднего достатка за харчи и за оплату учебы. Слова она подбирала простые, обиходные. Мне было почти все понятно. В своем университете Мартина изучала экономику и что-то заковыристое, связанное с математикой. Я рассказал ей, что у нас в группе учился негр из Камеруна, который в подынтегральном выражении ДХ писал в знаменателе. Нарисовал на салфетке интеграл, дробную черту и показал, где он писал ДХ. Она посмеялась и сказала, что у них тоже учатся негры, но тупые – не все. Что у нее есть чернокожий друг, он очень умный.

Несмотря на языковой барьер, который во многом ограничивал тематику нашей беседы, говорить с Мартиной было легко и приятно. Она хорошо слушала, к месту смеялась или сочувствовала мне, когда я рассказывал знаменательные истории из своей студенческой жизни, и в то же время ни на секунду не забывала о своем женском призвании соблазнять. Мол, что же ты? Разговоры разговорами, а не плохо бы познакомится поближе. Посмотри, мол, на меня, какая я киска, – тревожили меня ее смешливые глазки.