В первый жар мыться – париться идут мужики, отец с сынами. Парни уже большие, шесть и семь лет, потому с мамкой баниться не могут. Тянут с собой и маленького Колю. Нечего с бабами, мужик пусть привыкает. После них отправляются мамка с девками. Баня не очень большая, но позволяет мыться одновременно трем – четырем человекам. Так что в две смены попарились все.

Мамка, отдохнув не долго, еще распаренная краснолицая, поднялась однако собирать ужинать. Некогда рассиживаться. Надя подхватилась помогать. Чать не маленькая , двенадцатый годок миновал. Пирожки печь не стали, некогда возиться. Отложили на завтра, на воскресенье. Не скоро напечешь на такую – то ораву.

– А ты, девонька, где это ободралась – то? И коленка и рука; упала что ли как?

–«Упала». – Смеясь отвечала Надя. – «С коня, когда боронила».

– Да что ты?! Господь с тобою. Как конь – то не понес? Ить он тебя бороной мог порвать всю! Как же ты?

– Да уснула. Разморило на солнышке. Да нет, Карька он спокойный. Шагу не шагнул, стал и стоит как вкопаный.

– Ой, Наденька, ты уж как ни будь осторожней. И так душа по тебе изболелась.

– Да ни чё, мама, не бойся.

– Надя беспечно улыбалась во все тридцать два зуба.

Сели ужинать. Орава дружно заработала ложками. Баловаться за столом, смеяться даже нельзя. Можно получить от отца деревянной ложкой по лбу. Семья не голодала, питались сытно. Ефим хотя и не мог работать тяжелую работу. Болел давно, уже несколько лет – сказывалось ранение, полученное еще в германскую войну. Однако надыбал прибыльное дело – «маркитанничал». То есть закупал мясо в Баево и окрестных селах, и возил в город Камень на Оби. Снабжал стало быть тамошнюю воинскую часть. Подмазал видимо кого следует, умел поделиться с нужным воинским начальством. Потому проблем со сдачей, с ценами не было. Красноармейцы, народ всё молодой и здоровый мяса потребляли не мало, работы поставщикам хватало. Много он не зарабатывал, но семья, во всяком случае не бедствовала.

Лежа в постели, уже засыпая, Надя нечаянно услышала разговор родителей. Папка говорил тихонько:

«Не над бы её одну на заимку отправлять. Ещё волчишки напугают».-

Надю будто кипятком окатили. – «Так это значит был волк, на копне- то?! Ужасть!»

– Дак как не отправлять – то? Вот вить горе.

–Горе. – соглашался Ефим.

С той поры девочка бегала на заимку бегом, как на крыльях летела, ног под собою не чуя. Лишь бы скорее добежать.

Девушка на выданье

Вечером деревня успокаивалась, затихала, отдыхала от бесконечных крестьянских забот. Солнышко садится, после дневного зноя особенно приятна прохлада. Тишина, где – то лениво тявкнула собака, и опять тишина. Вдруг тихонько заиграла гармонь далеко на Ленинской. Её услышали парни и девчата стоявшие стайкой на улице Колядо. Среди них и Анфиза с Надей. Дусе, по малолетству ходить на гужовки запрещалось. Братья то же пока не интересовались песнями и плясками под гармонь. Надя из-за природной скромности не любила эти гульбища, но вынуждена была не пропускать ни одну, из-за необходимости присматривать за младшей сестрой, отличавшейся повышенным интересом к противоположному полу. Не далеко и до беды; как бы не принесла в подоле внучка дорогим родителям. Мария Кузьмовна не уставала стращать и уговаривать девонек вести себя прилично. Видела, что на Физку эти речи не производят ни какого впечатления, потому больше надеялась на Надю.

– Не спускай с её глаз, с вертушки. Ежели что, гони домой. Ох, Господи, помилуй.

–Как гнать-то ? Что она корова ли чё ли? -

–Вот – то и беда. Коли родилась тёлочка с белым пятнышком во лбу, с етим пятнышком она и умрет.-