– Я до сих пор себя виню.

– Но почему?

– Если бы каждый из нас пошел по своему сценарию, если бы мы не влюбились друг в друга, он был бы врачом.

– Подождите, – наконец уловил я, – то есть, если ослушаться и попытаться что-то изменить, тебе вышлют новый сценарий?

– Да, но он будет гораздо хуже первого.

– Но зная это…

– А что мы могли знать? В законе это не прописано. Мы думали, это сплетни, легенды, детские страшилки. Мы думали, никто не узнает, никто бы, наверное, и не узнал, может, мы так бы и разъехались, он в училище, я в юридическую академию, но появилась Анна. А скрыть беременность, знаете ли…

– Да, я понимаю.

– Когда мне пришел новый сценарий – это было, по-моему, через неделю после родов, – я прорыдала всю ночь, а потом прижала малышку и поняла, что это небольшая цена. У меня был ребенок от любимого человека.

Она как-то болезненно улыбнулась и посмотрела на меня, будто спрашивая, имеет ли она право так говорить.

– Конечно, вы правы, – сказал я. – Думаю, у вас замечательная дочь.

– Да, она замечательная.

Мы выехали на узкие улочки, после трассы это место показалось мне тесным и приземистым. Дома стояли вплотную друг к другу, от одного окна до другого протягивались бельевые веревки, с которых свисали застиранные брюки, полинявшие пижамы, растянутые штаны и порванные лифчики. Пахло стиральным порошком и жареной рыбой. Люди общались без обиняков, обмениваясь претензиями, ругательствами и всевозможными жестами. Какой-то мужик подпирал лестничные столбы, не давая им упасть, кто-то подпирал собой дом, не давая упасть себе.

Я проводил Нину до двери.

– Анна, наверное, уже спит, – сказала она, – соседка сидит с ней.

Я кивнул. Не зная, как встретиться снова, какой повод придумать, я решил взять все от этой встречи и потому не уходил. Так и стоял у двери, поджав губы от отсутствия нужных слов. Она тоже стояла, посмотрела на дверь, на окна своей квартиры, на небо с еле заметным кусочком луны, потом опять на меня.

– Может, чаю? – наконец спросила она.

– Было бы неплохо.

В жизни бы я не набрался столько наглости стоять у дома малознакомой девушки и ждать, что меня пригласят. Это было выше моих возможностей, но чего не сделаешь ради работы! К тому же если я приду к ней завтра в то же кафе, не факт, что не нарвусь на еще одного маргинала, а если у него не будет браслета? Я думал об этом, пока поднимался по скрипучим лестницам такого же скрипучего дома. Все в нем издавало какие-то звуки – и двери, и петли в них, и оконные рамы с огромными щелями, в которых, свистя, гулял уличный ветер, и мухи, не желавшие умирать, они жужжали и бились в окно. По этажам гудело громкое эхо из голосов соседей из смежных квартир, оно будто ходило по стенам, спускалось по стокам, что-то злобно мыча.

– Нина. – Из двери на втором выглянула соседка и покосилась на меня таким подозрительным взглядом, что я поспешил улыбнуться, дабы расположить ее к себе. Она нахмурилась еще сильнее и посмотрела на Нину. – Девочку я уложила, у меня у самой дел полно.

Нина отдала ей свернутую купюру, женщина засунула ее в лиф, еще раз посмотрела на меня, ухмыльнулась и закрылась у себя в квартире.

– Не обращайте внимания, – сказала Нина, – гостей здесь не любят, тем более таких, как вы.

– А какой я?

– Другой, не ровня.

– Не говорите так, это все предрассудки.

Мы остановились на третьем, возле неприметной двери. Нина осторожно отперла ее, стараясь не скрипеть проржавевшими петлями.

– Проходите на кухню, – указала она, – я сейчас.

В комнате горел приглушенный свет, он падал на пол из щели меж прикрытых штор. Скрипнула кровать, видно, Нина поцеловала малышку, та недовольно замычала, и Нина, сияя, вышла из комнаты.