Ну все, дело можно считать провальным, я для нее точно идиот. Как делается кофе? В таком заведении как оно еще может делаться. Возьми себя в руки, говори как ни в чем не бывало, будто ты не совсем кретин.

– Принесите мне чашечку эспрессо, пожалуйста, – попросил я.

– Хренессо, – заржал хриплый голос.

Заржали все.

На моих щеках яичницу можно было жарить.

– Не обращайте внимания, – улыбнулась официантка.

– Я здесь первый раз.

– Я поняла. У нас нет эспрессо, и кофемашины тоже нет. Я могу вам принести только растворимый кофе.

– Отлично, – выдохнул я.

На ее бейдже выцветшей пастой значилось имя Нина.

– Есть что-нибудь будете?

– Нет, – сказал я. – Да, буду…

Если я выпью только кофе, то и уйду почти сразу, тогда мне с ней не поговорить.

– А что у вас есть?

– Сегодня на завтрак тост с сыром и омлет. Была и каша, но она закончилась.

Девушка заметно засмущалась, видно, ей было неудобно от скудности утреннего меню.

– Вот и замечательно, кофе, омлет и тост. Все принесите.

Она улыбнулась и ушла, а я не знал, куда себя деть. Сквозь табачную поволоку на меня «уставились» золотые зубы, перекатывающие сломанную зубочистку из одного угла рта в другой, изношенные ботинки отбивали какой-то ритм, черные пальцы с такими же почерневшими от грязи ногтями стучали по столешнице. Смотрели, отбивали, стучали, смотрели, отбивали, стучали… Я закашлялся от резкого сигаретного дыма, и этот чертов кашель никак не проходил.

– Ты какой-то дохлый, парень, тифозник, что ли? – спросил тот, что с зубочисткой.

Раздался ржачный гул.

Я промолчал и уткнулся в изрезанную ножичком, убитую временем столешницу. Все здесь было настолько изуродованным, что, казалось, не имело смысла чинить что-то одно, легче было сжечь это место. Я и не знал, что такие места существуют, что такие люди живут среди нас, на улицах я их тоже не видел. Они походили на настоящих работяг. Грузчики или шахтеры. Ей-богу, из окон своих теперь уже двух квартир я видел только людей с дипломатами и в выглаженных пиджаках, а единственные работяги, которые мне попадались, – это доставщики пиццы и чистильщики кондиционеров.

Кашель не унимался. Нина пришла с подносом, я отпил кофе.

– А комнаты для некурящих у вас нет? – спросил я.

– Вы здесь первый некурящий, – улыбнулась Нина, расставляя передо мной тарелку с поджаренным хлебом и омлет.

– И давно вы здесь работаете? – схватился я за последнюю ниточку ускользавшего разговора.

– Так уже около шести лет, – сказала она и скрылась в дыму между этими громилами.

Шесть лет! Я тут шесть минут – и уже не знаю, куда себя деть.

Вскоре она вновь появилась с подносом, направляясь к другому столику. На меня Нина даже не взглянула.

Вот и все? Весь разговор? И что мне делать, дожидаться ее на улице, пока смена не закончится? А если она сутки работает. О том, чтобы торчать около этой кафешки всю ночь, я и думать не мог.

Да уж, наверное, в этом министерстве точно ошиблись, назначив меня на эту должность. С такой ролью хорошо бы справился какой-нибудь красавец мексиканской наружности, какой-нибудь Густаво или Лижейру, с черными глазами и такой же щетиной, с атлетической фигурой и сильными руками. Я посмотрел на свои руки, кисти у меня были тонкие, будто женские, а щетина, не говоря уж о бороде, совсем не росла. Я не имел никакого мужского обаяния, я вообще ничего мужского в своей внешности не имел. И как она должна была заметить меня? Не заказывать же мне этот отвратный кофе еще раз. Второй чашки я не вынесу, да и назвать эти помои кофе язык не поворачивается, на нем, кстати, до сих пор остались нерастворимые крупинки этого пойла. Сколько же зарабатывают эти работяги, что вынуждены пить вот это все?