Наверное, моя преданность далекой и устаревшей музыке отвечала мучительному желанию отыскать прошлое, которое родители (из сдержанности или гордости) упорно от меня скрывали. Впрочем, доставать на свет божий экспонаты из музейного хранилища означало возвращаться в эпоху, когда отец был счастлив, а значит, испытывать противоестественную ностальгию по времени, в котором я жить не мог. Я словно поддавался колдовству, которое переносило меня в прошлое и от которого мне будет сложно избавиться, даже когда отца в силу естественных причин не будет рядом. Спустя годы я все борюсь с этими чарами. И если быть до конца честным, у меня, как и у многих людей, нередко закрадывалось подозрение, что я родился не в том месте и не в то время.

В общем, было уже слишком поздно, чтобы расчехлять гитары. Что же тогда придумать?

Я не сумел скрыть панику – отец сообразил, что отправлять меня в постель в подобном состоянии слишком жестоко. О нем можно было сказать все что угодно – одному богу известно, чего только о нем не говорили, – но жестоким он не был.

– Знаешь, как мы поступим?

Без лишних объяснений он открыл шкафчик прямо над моей головой, порылся в посуде и, словно фокусник, вытащил сверток в красивой подарочной упаковке.

– Это на Рождество, – объяснил он. И, не давая мне времени насладиться предвкушением радости, принялся разворачивать сверток, словно подарок предназначался ему. Вуаля – передо мной возникла видеокассета с третьим фильмом Элвиса Пресли “Тюремный рок”, о котором отец столько рассказывал.

У каждого из нас есть первые четкие воспоминания. Обычно мозг облегчает себе задачу, выбирает события, имеющие определенное историческое значение, – роется в собственных архивах, выбирая главным образом драмы: проигрыш в финале чемпионата мира по футболу, убийство судьи, расследовавшего преступления мафии, природную катастрофу. Не моя вина в том, что память столь легкомысленна и напыщенна. Сколько бы я ни просеивал свою жизнь, мне не удается обнаружить в ней что-нибудь более далекое и печальное, чем смерть Элвиса. Мы ехали в машине, возвращались с отдыха, когда об этом объявили по радио. Помню, отец не сдержался и выругался. Молча, со скорбью сраженного горем поклонника, которому не терпится увековечить своего идола (за несколько часов до этого обнаруженного мертвым в собственной ванной), он вставил в магнитофон подборку лучших песен Элвиса, у которого в тот день появился очередной, неожиданный, юный фанат.

– Может, посмотрим быстренько и завалимся спать? – виновато предложил отец.

Я согласился с таким энтузиазмом, что чуть не закричал.

– Да, но только и об этом старушке молчок. Сейчас мы его посмотрим, потом я заверну кассету обратно, а когда ты получишь ее на Рождество, притворись удивленным. Лады?

Во второй раз за эти бесконечные сутки отец нарушал навязанные мамой правила. Если утром он помог мне прогулять школу, теперь помогал справляться с бессонницей. Не отправить меня в постель было нарушением свода правил, который установила она. То, что при этом мы до срока развернули подарок, и то, что недавно был куплен новенький видеомагнитофон – причина страшнейшего семейного скандала за последнее время, – делало нарушение неписаных законов еще ужаснее. Когда он поклялся ей, что взял видик по отпускной цене, она, как обычно, ответила: “Выгодные покупки тоже стоят денег”.

План состоял в том, чтобы быстренько посмотреть фильм и завалиться спать, но поскольку мы то и дело останавливали или замедляли видео, обмениваясь восторженными комментариями, протусили мы до рассвета. Раз шесть пересмотрели сцену, в которой одетый в тюремную робу Элвис поет