– Давайте вернёмся к теперешней ситуации. Вы начали с того, что за годы перестройки мы успели создать себе новые мифы, которые в чём-то даже более опасны, чем старые…

– Разумеется. Поскольку любой миф – это прежде всего подмена реальности. А точнее – её крайнее упрощение в угоду чьим-то узкокорыстным интересам… Вот мы слышим со всех сторон: "Даёшь перестройку!… Даёшь рынок за пятьсот дней!…" И мне хочется крикнуть: ау, ребята! Очнитесь! О чём вы? Какая перестройка? Какие пятьсот дней?! Мы – реально! – внутри громадного сталинского мифа, который был так спроектирован и выстроен, что теперь рушится нам на голову каждый день. Его не перестраивать надо, а разбирать до последнего камушка, а потом всё заново возводить на нормальном человеческом фундаменте. И сколько нам на это десятилетий потребуется – большой вопрос… И ещё – Ельцин. Тоже, кстати, загадка. Ведь человек чистейшей воды партаппаратчик! Махровейший, убеждённейший. Абсолютно чуждый сколько-нибудь демократическому мироощущению. Это же видно невооружённым глазом! Ну, да, да – разругался он с Горбачёвым. Ну, проехался пару раз в троллейбусе – и что? Почему его теперь во все демократические президиумы тащат и знаменем оппозиции делают? Это разве не создание очередного мифа?

– А вы считаете, что бывший партаппаратчик не способен воспринять демократические ценности?

– Я считаю, что следует опираться на факты, в том числе и исторические. А факты свидетельствуют, что партаппаратчику демократия не нужна. Ему нужны лишь власть и привилегии. Причём любыми средствами и любой ценой. Зарубите это себе на носу…"

– Да уж, зарубите!

Перед лицом Крылова возникает тонкая машкина рука. Слегка постучав ребром ладони по его переносице, она птицей перепархивает к телевизорному переключателю. Щёлк-щёлк! И вместо грузного человека с наморщенным лбом, похожим на стиральную доску, на экране уже кружатся смуглые парочки в облегающих брюках и коротких юбках с блёстками. Чуть дальше, на пульсирующей огнями эстраде, пританцовывает шоколадная мулатка с гирляндой цветов на шее и ослепительной улыбкой в пол-лица. Она держит микрофон возле самых губ и выкрикивает одно и то же слово – загадочно-пряное и головокружительно-будоражащее: "Эста ламбада! Эста, эста ламбада!…"

Машка оборачивается:

– Вставай!

– Зачем?

– Будем ламбаду разучивать.

– Ламбаду? На фига?!

– Для общего развития… Короче, смотри: вот эту руку – мне на талию, а эту – сюда. Ноги шире. Ещё шире. Вот. А теперь нижней чакрой прижмись ко мне. Плотнее, плотнее! Вот так, молодец. А теперь привстали на мысочки и два шага к двери – парам-парам, парам-парам! А теперь – обратно. Парам-парам, парам-парам… Стоп. Сбились. Тут оба наступают, понимаешь? Но – в одном ритме. Он страстно желает её, она страстно желает его. И получается общая волна, которая накатывает – и отступает, и потом снова накатывает, но уже с большей силой. Видишь, как у них здорово получается? И у нас так же должно… Давай сначала: руки сюда, ноги пошире, чакру максимально вперёд. Готов?

– Застёжку не порви.

В машкином голосе – глуховатые нотки, от которых мгновенно туманится голова. И сердце колотится, как сумасшедшее: тук-тук-тук… "Ч-чёрт! Специально они такие лифчики делают, что ли?!.." Он, наконец, справляется с застёжкой и соскальзывает губами к её соску – твёрдому, как горошина. Машка коротко задышала, раскинув локти над головой. Диван, обои, искусственная ёлочка на окне, стопка книжек в углу, старый глобус на книжках, вешалка, календарь за вешалкой, овальное зеркало слева – всё привычно сдвигается и начинает медленно вращаться, как на невидимой карусели. Быстрее, ещё быстрей. В мире остаются лишь отрывистое машкино дыхание да эта сладкая горошинка на губах. Да бубнящий звук телевизора за спиной. Да ещё этот запах земли из пакета с картошкой – сыроватый, весенний.