Рита недоумённо посмотрела на подругу.

- Ты чего так? Кто это?

- Так, дедушка Пихто, бабушка Никто. Проходи. Я уже открыла красное вино, чтобы оно насытилось воздухом…

Раздался звонок в дверь. Роксана сделала вид, что не слышит. Но трели продолжались: то в виде азбуки Морзе, потом футбольного скандирования, потом перешли в непрерывный длинный звон. Пожалела свои и Ритины уши и отключила звонок. Тогда в дверь стали стучать. Всё в том же порядке: азбука Морзе, футбольное скандирование...

- Да открой ему. Вроде приличный человек.

- Ага, под кличкой Казанова… Помнишь, я рассказывала? Я про него всякое слышала. Ещё тот бабник.

Но открыть пришлось под давлением недовольных соседей, которые повылезали на площадку и стали обещать вызвать полицию.

- Ты чего тарабанишь?

- Веришь, в туалет хочу, мочи нет. Ой, не могу терпеть! — и Николай нагло зашёл в квартиру. - Ты же не позволишь взрослому мужчине мочиться в подъезде. Прости, где здесь сортир? — при этом он снимал свой полушубок, ботинки, вешал шарф и шапку. – Ну что, девчонки, Восьмое марта будем отмечать?

Хозяйка квартиры, онемев от его наглости, только крутила головой и хватала ртом воздух. Нет, это возмутительно! Какой нахал! Класс! Разве в наши дни ещё остались мужчины, способные на безумные поступки! Нет, вы посмотрите на этого наглеца!

В её голове хаотично возникали мысли, одна противоречивее другой: восхищение, негодование, возбуждение, ярость!

- Будем! — радостно отозвалась Рита.

- Ты чего? — зашипела на неё Роксана. - У меня же дети. Дети не должны видеть, что к маме может прийти чужой мужчина. Они вообще не должны видеть чужих мужчин рядом с мамой.

- Я уйду, когда придут дети. Мы вместе уйдём, правда, как вас звать-величать? — и он галантно поцеловал руку Рите.

Николай оказался прекрасным собеседником. Недаром говорят, что женщина любит ушами. Вот как раз в приседании на уши он оказался чемпионом. Литературный кружок сделал своё дело. Мужчина одаривал вниманием и ту и другую.

Рита, в отличие от своей яркой подруги, была невзрачная, с русыми прямыми волосами. Носик — картошечкой, серые глаза, выступающие скулы. Спортсменка, она не имела пышных форм. Всё лаконично. Внимание Николая накрыло её оглушительной волной, и она начала в ней захлёбываться. Вроде он к Роксане пришёл, а сам незаметно то руки её коснётся, то ноги, то в глаза заглянет. Незначительные и ничего не значащие знаки внимания. А доброе слово, как говорят, и кошке понятно.

Роксана и замечала и не замечала одновременно. Ей хотелось крикнуть подруге: «Эй, осторожно, это игра! Он известный Казанова!», но она боялась, что подруга решит, что она ревнует… Да, она ревнует! Впервые в жизни она ревнует! Это её трофей!

Рита позвонила утром и сразу затараторила:

- Сашка-Роксашка! Слушай, какой он классный! Как он мне понравился…

- Стой, ты о ком? - Роксана ещё не вставала, и звонок подруги её разбудил.

- Ну как о ком? О Николае!

- Ты чего, того? – сон как рукой сняло.

- Да нет, конечно. Мы с ним гуляли под фонарями, и он мне читал стихи. Как он читает стихи! Мне никто ещё никогда их не читал… Какой мужчина.— и в трубку послышался вздох.

- А, стихи…- Роксана зевнула. - Он их всем, наверно, читает. О любви, наверное…

- Нет, вот послушай: «Опять дралась во дворе?

Ага, мама, но я не плакала...»[1]

- Понятно. Рит, ты только не думай ничего, но он бабник. Имей в виду.

- Да он только о тебе и спрашивал… Но мне же можно помечтать, правда. Если он тебе не нужен, отдай его мне… От него дети, наверно, красивые будут…

- Бери, не нужен.

Рита отсоединилась. Роксана сбросила одеяло. Неприятный осадок просочился в горло. Нет, пусть даже и лучшая подруга. Да и ей, он, собственно говоря, не нужен, но всё равно неприятно… Нашёлся донжуан.