– Мистер Кендел, могу я поговорить с вами?

– О, конечно. Что-то с детьми?

– Нет, с ними все в порядке. Не считая того, что Норман был сегодня очень огорчен…

– …какими-то птенцами, знаю, – подхватил Эдвард. – Я не придал значения этим глупостям.

Миссис Норидж поджала губы.

– Осмелюсь сказать, сэр, напрасно. Это важно.

Эдвард Кендел недоуменно воззрился на нее.

– Что важно?

– Исчезновение гнезда. Учитывая это, а также пересоленную еду, я бы очень рекомендовала вам, сэр…

Она замялась. Эдвард наклонился вперед:

– Что рекомендовали бы?

Миссис Норидж вскинула на него серые глаза.

– Сменить код на замке в вашу оружейную комнату, сэр.

Несколько секунд Эдвард удивленно смотрел на нее, а потом расхохотался. Гувернантка, ничуть не обиженная, невозмутимо ждала, пока он закончит смеяться.

Эдвард вытер слезы, выступившие на глазах:

– Извините, миссис Норидж. Мне просто показалась очень забавной связь между пересоленным бифштексом и моими ружьями.

– Однако она есть, сэр.

– И в чем же она заключается?

Миссис Норидж покачала головой:

– Простите, я пока не могу сказать этого. Но мой долг – предупредить вас о возможной опасности.

Мистер Кендел снисходительно улыбнулся, глядя на нее.

– Вы прислушаетесь к моему совету? – прямо спросила миссис Норидж.

– Простите, боюсь, что нет.

– Отчего же?

Эдвард помолчал, по-прежнему улыбаясь, снял очки и повертел их в пальцах.

– Миссис Норидж, помните наш первый разговор? Вы рассказывали о принципах?

– Разумеется, сэр.

– Вы сказали, у вас их восемь. Но перечислили всего четыре. Нельзя ли услышать про остальные?

– Конечно. Пятый принцип – помнить о том, что ленивый работает вдвое больше. Шестой – если не можешь принять решение, ложись спать. Седьмой – коровам, детям и собакам нужно уделять поровну внимания…

Ее прервал раскатистый хохот Эдварда.

На этот раз миссис Норидж пришлось ждать дольше, пока мистер Кендел успокоится.

– Коровам… собакам… – с трудом выговорил он сквозь смех, – и детям… Поровну! Ох, миссис Норидж! А что делать тем несчастным, у которых нет коров?

Эмма явно собиралась ответить, но Эдвард замахал руками:

– Нет-нет, умоляю вас! Это был риторический вопрос. Вы меня до разрыва сердца доведете своими принципами и рекомендациями. Не обижайтесь на меня, миссис Норидж, но…

Он пытался подобрать слова, и гувернантка пришла ему на помощь:

– Но мои советы кажутся вам не заслуживающими внимания.

– Нет-нет! Скорее, странными. Поймите меня правильно! Я не разделяю ваших… м-м-м… своеобразных принципов и не могу разделять ваших опасений.

Миссис Норидж поднялась.

– Что ж, я поняла вас, мистер Кендел. Благодарю за уделенное время.

За ужином все шло как обычно. Но чуткое ухо миссис Норидж резали нотки фальши в чьем-то голосе. Неуловимый флер тревоги сгущался над беззаботными внешне людьми.

Впрочем, был ли кто-то из них и впрямь беззаботен?

Мистер Эдвард не сводил глаз с брата, опасаясь, не скажет ли тот мисс Уокер что-нибудь, что отвратит ее невинную душу от такого негодяя. Словно заботливая дуэнья, Эдвард готов был в любую минуту исправить промах Дэвида.

Сам же Дэвид шутил и смеялся, но глаза его оставались серьезными. Он теребил сигару, не замечая, что табак сыплется ему на колени. Что-то тяготило младшего Кендела, но он тщательно скрывал это от всех.

Мисс Уокер, как и ее брат, играла роль восхищенной слушательницы. Ей, похоже, было все равно, кому внимать – лицо ее выражало одинаковый восторг независимо от того, велась ли беседа о музыке или о разведении свиней. Священник кивал, и улыбка не покидала его бледное узкое лицо, держась на губах, точно приклеенная. Мистер Уокер настолько привык к ней, что даже когда все дружно начали выражать соболезнования тетушке Полли по поводу пропажи ее любимой собаки, он не перестал улыбаться.