– Вот с этого места поподробнее, – встрепенулся Роман.
Но сразу услышать ответ сыщики не смогли. Вера сжалась и тихо-тихо завыла, будто запела:
– Господи, как же я его ненавидела… Как же я его ненавидела… И мама, мама знала…
Сыщики ждали, когда она успокоится и заговорит. Вера, справившись с волнением, открыла лицо, глубоко вздохнула и резко выдохнула.
– Всё. Извините…, – она дрожащей рукой поправила на голове траурную повязку и, обтерев ладонями мокрые щёки, продолжила, – я всегда удивлялась, почему другие отцы ходят на родительские собрания, катаются со своими чадами на лыжах, играют с ними в футбол, а наш никогда! Однажды возвращаясь с занятий, я увидела, как папа моей одноклассницы встретил её у школы, поднял на руки, расцеловал в обе щёки. У меня был ступор. Мой отец ни разу даже не погладил меня по голове. Мама объяснила это просто – он такой! Но с ней он был другой. И чем дальше, тем больше. Он не имел никакого права! – Внезапно громко закричала Вера – ублюдок, не имел никакого права так со мной обращаться! Я ему кто, слу…? – она будто споткнулась, оборвав фразу на полуслове, а затем, так же, как и накануне Стефания Петровна, резко встала и, стуча себя кулаком в грудь, завизжала ещё громче – я ночевала у своей подруги Анны Подберезкиной! Ещё вопросы есть?
– Хватит истерить… – тихо приказал Михаил.
– Ч-ч-что?! – заикаясь, спросила Вера.
– Хватит истерить! Это ты его…?
– Нет. Я, правда, его не убивала… Я, правда, была в другом месте, – всхлипывая, растирая ладонью по щекам тушь, произнесла Вера. – У Анны Подберёзкиной. Долго не виделись. Хотелось пообщаться. Только вы опоздали, Анна два часа назад улетела в Турцию. Она улетела, а мы нет…
– Ещё вопрос можно? – поднимаясь со скамейки и будто не замечая волнения женщины, спросил Роман, – Стефания Петровна, как-то неуважительно говорила о дочери сестры вашего отца Ольге Лениной. Между ними были неприязненные отношения?
– У Ольги спросите, она в курсе. Мне, кажется, у них с отцом последние два года, вообще, никаких отношений не было, а там, как знать. Давайте заканчивать, я что-то устала…
Она быстро пошла по направлению калитки.
– Погодите, – окликнул её Михаил. – Нам надо попрощаться с вашей мамой и задать ей последний вопрос.
– Крайний вопрос, – поправил начальника Роман.
Дверь в спальню Стефании Петровны была слегка приоткрыта. Вера сунула голову в щель, тихонько спросила:
– Мама, ты спишь?
– Уже нет, – голос Стефании Петровны звучал сердито. – Чего топчешься? Входи. Эти ушли?
– Нет! Им надо задать тебе вопрос…
– Ладно, пусть идут…
Следователи вошли. Стефания Петровна лежала поверх одеяла на широкой двуспальной кровати, по обе сторонам которой в больших напольных вазах увядали букеты. Шторы мягкими волнами падали вниз, создавая в комнате полумрак. Свет из единственного слухового окна в крыше высвечивал голову Стефании Петровны на синей атласной подушке. В этом свете, ограниченном прямоугольником окна, её лицо казалось неестественно бледным, даже голубоватым.
– Мы пришли сказать вам: «до свидания», – Михаил подался чуть вперёд в надежде помочь хозяйке, если та решит встать, но Стефания Петровна только повернула к ним голову. – Мы всё же должны задать вам…
– Кто мог убить? – резко оборвала хозяйка и опять, как в начале разговора, неожиданно пронзительно каркнула. – Я знаю это точно!
– Стефания Петровна, тут вы совсем неправы, – слова Михаила утонули в звоне серёжек Веры.
– Мама-а-а! – взвыла Вера, умоляюще сложив руки лодочкой. – Ну, пожалуйста, не фантазируй. Ты не можешь этого знать…
Стефания Петровна хрипловато рассмеялась: