– Смотри, Солмаз, не хулигань. И сразу позвоните, как только приедете в Баку, – кричала с улицы какая-то женщина моим спутницам через полуоткрытое окно купе.

Женщина ответила, что не надо беспокоиться – она не даст Солмаз хулиганить. Голос с улицы был знаком, но моё усилие посмотреть туда и убедиться в своих догадках не увенчалось успехом, так как весь оконный проем был загорожен моими спутницами.

– Это он нарочно так подстроил, – кричала из купе красивая женщина и громко смеялась.

– Я скажу Кубре, она ему даст, – слышался с улицы знакомый голос – и опять смех.

В какой-то книге я читал, что Кубера – это имя индийского божества богатства. Не знаю, этим ли руководствовался мой отец, называя своего первенца (мою старшую сестру) именем Кубра, или чем-то другим, но имя это было редчайшее, во всяком случае, в республике я не встречал больше женщин с таким именем. Только один раз мне довелось встретить женщину по имени Кубра, но она была индианка, и случилось это в Москве. Услышав имя своей сестры, я всё же протиснулся к окошку и увидел говорившую с улицы женщину. Я не ошибся – это была наша уборщица.

На работе обращали внимания на эту высокую, атлетического вида молодую женщину. Каждый день она приходила в одно и то же время, молча убирала свой участок и так же молча уходила домой. На работе одевалась она неряшливо: какие-то рваные полуботинки, выцветший старый халат. Но, несмотря на всё это, ей не удавалось полностью скрыть ту красоту, которая у нее была. Говорят, когда она только начала работать у нас, некоторые донжуаны пытались привлечь её внимание, но в ответ получали недвусмысленное презрение. Даже Гюлшад, этот вездесущий демон, и то при виде её как-то преображался, становился степеннее. Если бы не своеобразный бархатный голос, я ни за что не узнал бы её. Переодевшись и прихорошившись, она сияла ослепительной красотой. Мужчины и женщины, провожавшие родных и близких или просто слонявшиеся по перрону, останавливались, смотрели на нее и уходили, удивлённо покачивая головой. Я стоял у края окна, восхищённо смотрел в полутемноте на эту Рафаэлевскую Мадонну и улыбался. Она видела меня, но не подавала виду, а когда поезд тронулся, несколько раз помахала кулаком в нашу сторону. Было непонятно, кому предназначен этот жест. Постояв немного, я вышел в коридор.

Через купе о чем-то спорили. Я подошёл к открытой двери этого купе. Проводница, низкорослая, плотно сложенная женщина славянской внешности, уговаривала мужчину средних лет в милицейской форме, чтобы он уступил своё нижнее место пожилой женщине, а сам спал на второй полке. Но милиционер отказывался, ссылаясь на то, что он курящий человек, часто выходит в тамбур и такому крупному человеку, как он, совершенно неудобно каждый раз прыгать вверх-вниз. Старуха, из-за которой происходил этот сыр-бор, часто поглаживала торчащую во все стороны седину и время от времени отпускала колкости в адрес милиционера, называя его не иначе как «гирдовым», что, видимо, означало «городовой».

Подойдя поближе, я сказал проводнице, что у меня тоже нижнее место и я с удовольствием уступлю его этой почтенной даме. Слово «почтенной», видимо, не понравилось милиционеру, он глубоко вздохнул и уронил: «Да уж куда там». Обрадовавшись такому быстрому решению вопроса, проводница поменяла наши со старухой билеты, взяла её узелки и повела с собой.

– Заодно принесите, пожалуйста, мой жёлтый портфель, – попросил я её и сел напротив милиционера.

Проводница принесла мой портфель, ещё раз поблагодарила меня и, язвительно сказав: «А ещё стражи порядка называются», удалилась.