Они ничего не делают мне. Они просто не обращают на меня никакого внимания. У них в головах есть программа, что-то вроде ряда действий «так делают все»: лечь спать, подать завтрак, помыться, поругать новый закон, прочесть газету… Но ничего этого не имеет ничего общего с людьми. Они – не люди. И они больше не моя семья.

Я не могу так жить, я не ХОЧУ так жить. Мне страшно, меня каждый раз тошнит от одного их вида. Я не прошу о помощи, потому что знаю – мне никто не поможет.

Я справлюсь со всем сама»

– Нет, мы понятия не имеем, что случилось с нашей дочерью… – сокрушалась красивая немолодая женщина, стоя на чудом уцелевшем крыльце сгоревшего дома. – Она всегда была таким ярким… Таким светлым ребенком…

– А что вы скажете о том письме, что она оставила в своем блоге? – не унималась репортер.

– Ну, насколько я знаю, у моей дочери не было проблем с фантазией. Она говорила о том, что хочет написать книгу… Я уверена – она не поджигала наш дом, это ужасная, трагическая случайность…

– Но как ВАМ удалось выбраться?

– О, это чистая случайность. Представляете, мой муж, Джек, работал в гараже, и к нему забежал еж. Он позвал нас посмотреть, и когда грянул взрыв, мы как раз относили ежика к забору… А наша малышка Мэри… Она спала слишком крепко…

И женщина снова разрыдалась. Журналисты переглянулись и отстали от убитой горем матери. Те из них, кто заметил в голосе женщины странный механический присвист, а в ее движениях пластику, больше подходящую для робота, чем для живого человека, предпочли сделать вид, что ничего не заметили.

Ее искали…

Они познакомились в одном из тех милых баров, где наливают авторские коктейли, а по вечерам устраивают шоу для постоянных зрителей. Она была танцовщицей – он посетителем, и их миры почти не пересекались, в отличие от взглядов. Как так вышло, что уже на третий день он провожал ее до такси, а она почему-то совершенно этому не сопротивлялась, она и сама не знала.

Первое свидание, первый – робкий и неуверенный, несмотря на ее, казалось бы, вполне определенную профессию – поцелуй … Он был прекрасным кавалером, нежным и обходительным, а еще совершенно непохожим на всех ее предыдущих парней. Тем – наглым, нахальным, с ходу лезущим в трусики – нужно было ее тело. Этот пытался забраться ей в сердце. И у него неплохо получалось.

Скромный, даже робкий, ботаник в круглых очках и коричневых кожаных ботинках, словно сошедших с журналов 50х. Подруги категорически не понимали ее восторгов. «Скучный. Пресный. Ботан», говорили они. А она бежала на новое свидание, роняя каблуки, потому что он читал ей потрясающие стихи, а на свидания водил не в дорогой ресторан, а в планетарий, где часами рассказывал про устройство вселенной. До постели они добрались только через месяц знакомства, и даже там он оставался собой – был нежен до безумия, ласков как котенок и все так же робок. Мило. Он был милым. Его хотелось любить.

А на первую важную дату – три месяца вместе, серьезно? Кто-то вообще запоминает эти даты? – он подарил ей колечко. Маленькое, совершенно не драгоценное, тоненький ободок металла с небольшим кристаллом, в котором, как муха в янтаре, застыла навеки крошечная роза. Она даже заплакала, когда он надевал ей его на палец. Серьезно, заплакала. Потому что в момент, когда кольцо село на безымянный палец – линию сердца, как он сказал – ее руку вдруг пронзила острая боль.

Что было дальше, она уже не помнила.

Ее искали. Долго искали. Родители, друзья, подруги из клуба. Ее фотографии висели на всех столбах и в колонках «разыскивается», но безуспешно. Его допросили первым, но он, как всегда слегка заикаясь, сказал, что они расстались. И очень грустно смотрел на полицейских сквозь свои толстые очки в роговой оправе. Как такого можно было винить?