Вот и Светлана Владимировна перешерстила, слегка задев краешком своего искрящегося плаща, слегка кивнув, чуть улыбнувшись. А следом два пажа-практиканта. На меня ноль внимания.

Хорошо! Представляю свою рожу! Вон Фот зубы скалит. Подмигнул. Гад! А еще друг!

Все… Писать о Булкине… Бабулькине.

А практиканты – дураки! Они думают, что, если Светлана Владимировна пишет о своей работе в качестве массажистки в подпольном салоне («по зову сердца пошла я услаждать ненасытных»), значит и им обломится. Да она там никогда и не была! Хотя? Может раньше, до редакции, до замужества? И чего ее муж бросил?

«Вот к Бабулькину…»

Не так…

«Фото Бабулькина мне прислали на Е-мэйл.

Не первой десятки! Не работа – шабашка!

Так подумал я, заряжая видавший виды Ремингтон».

Стоп. Чушь! Какой Ремингтон? При чем тут Ремингтон?

Все из-за Светланы Владимировны…

Женится надо! И мать успокоится. А то достала! Мало ей внуков от Таньки!

Интерфон моргает.

– Да Василь Сергеевич.

– Женя, зайди ко мне.

Так и есть – Виктор Николаевич и Василий Сергеевич, сквозь стекла «аквариума» изучают мою личность. Значит опять буду задавать вопросы, терпя оскорбления, за которые других убивают! Судьба!

Виктор Николаевич выскользнул из кабинета шефа за мгновенье до моего появления в нем. Прошмыгнул без ухмылки. Странно…

– Заходи, садись. – Вежливо. Культурно.

– Роман пишешь? – Участливо поинтересовался Василий Сергеевич и переключил свое внимание на стол с бумагами.

Наверное, мои глаза выпучились, как при базеновой болезни, губы точно изогнулись обратной улыбкой:

– А-а-а…

– Что? – Железнов поднял голову от бумаг.

– Почему вы так решили? – Я успокоился. Ну и гад же этот Попов!

– Что решил?

– Ну это… Что я роман пишу.

– Эх, Евгений… Я же опером… – И кинул взгляд поверх поляризованных стекол. Он всегда так, когда к человеку с сочувствием. – Вот ты, когда будешь соответствовать профилю отдела?

– А что я? – Всегда он ко мне с намеками.

– Ты вчера утром что делал?

Пожимаю плечами – не помню.

– Вчера ты пасьянс раскладывал.

– Не раскладывал! – Наверное, он прав, но…

– Да? А что еще можно делать, лениво водя мышкой, тупо глядя в экран, развалившись на офисном стуле как в шезлонге на пляже?

– Читать сводку новостей в интернете! – И честно глядеть в глаза начальству.

– Молодец! – Головой покачал, брови выше стекол всплыли. – Быстро соображаешь! Только когда сводку читают – мышкой вверх-вниз водят, а не тупо туда-сюда.

– А что нельзя? Все равно никого нет… На рабочем месте!

– Вот здесь ты не прав. Играть – нельзя, не в детском саду. А кто где – это вопрос ко мне, к руководителю. И спрашивать мне.

Что я могу ответить? Я только глубоко вздыхаю.

– А сегодня ты быстро-быстро клацал по клавишам, стреляя глазами по сторонам – не видит ли кто. – Быстрые у него переходы. – Когда я вошел, сделал вид, что ничего не делаешь. Вот это неправильно! Писать надо! И опыт, и стиль, а возможно – и деньги, и слава! Пиши! И газете плюс!

Вот ненавижу себя за это, а ни чего поделать не могу – губы сами расползлись, лицо свернулось слегка на сторону, глаза долу опустились… Прям Табаков в роли Петра Петровича из «Механического пианино…»!

– Да! А что там по Булкину? «Убийца» нового ничего не прислал?

Видать хорошим опером был Василий Сергеевич! Как ловко у него получается – расслабить подследственного, и тут же вопрос по существу – неожиданно, как выстрел Джони Депла! Сколько раз он со мной это проделывал! Знаю, жду, все одно – ловит!

И из красной девицы я превращаюсь в испуганного воробья, которого кошка еще не поймала, но готовая прыгнуть, держит бедного глазами.

– А вот это плохо, Кульков. – Спокойно, властно. – Это ты должен в первую очередь был сделать! Почта Николая Федотовича… – И помотал головой осуждающе. И покивал головой осуждающе. И вздохнул глубоко.