Как-то само собой выяснилось откуда их так хорошо знает Митрич, Дергач – участковый. На них часто писали доносы, и он часто по этим доносам устраивал проверки. Маргарита Леонидовна поделилась догадкой, что доносы он сам и пишет – после каждой проверки уходил Митрич с большой сумкой домашних маринадов. Хотя, по словам Ахмеда, и на рынке у них часто отоваривался – то есть честный человек, а не…

Вот почему около квартиры Маргариты Леонидовны стояло два крестика. Да… Компьютер у них имелся – нельзя в наше время студенту без компьютера, да и с родственниками общаться через Скайп гораздо удобнее, чем через телефон. Но компьютер Ахмеда УайФая даже не нюхал – стоял глыбой под столом и питался информацией от оптоволоконного кабеля.

От Маргариты Леонидовны я ушел не с пустыми руками – одарили разносолами, как не отказывался! Андрей, когда попробовал дагестанских даров, пытался уйти к соседке за… Если бы придумал зачем – ушел бы! Но сто пятьдесят грамм водки – это сто пятьдесят грамм! И здесь ничего не поделаешь.

Закончив с единственным, да еще двойным, плюсом я отправился по восклицательным знакам и квартирам обозначенных вопросом. С первого этажа пошел – по порядку.

В квартире с номером тридцать шесть обитал одинокий, но добрый и отзывчивый, слегка к обеду пьяненький, словоохотливый дядя Гриша – единственный сосед с которым я иногда общался, с которым общалась моя мама, когда заезжала в гости, и который общался со всеми. Тому была причина – большую часть жизни дядя Гриша проводил на свежем воздухе, около подъезда – встречая и провожая всех входящих и выходящих. В начале месяца, когда пенсия только получена – от души, просто желая всем здоровья и успехов, в конце месяца не вполне бескорыстно – выпрашивал мелочь до пенсии. Надо ли говорить – мелочь он не отдавал. Пенсионеры в мелочи ему отказывали, я и еще многие – нет. Ахмед, его мама и папа – помогали дяде Грише наставлениями и закуской. Маргарита Леонидовна – упреками и призывами одуматься. Тот ее не слушал.

Дядя Гриша выпивать выпивал, но разума, как он сказал – не терял. Все видел, все слышал и все обо всех знал. Мои, точнее вопросы Попова, он оставил без внимания. Только я заикнулся о молодежи… Он разразился долгим и пространным нравоучительным докладом, изобилующим примерами из жизни обителей дома в возрасте от трех до восьмидесяти пяти лет. Двоих малолеток одного и полутора лет он из повествования исключил, как не способных выражать свои мысли достаточно полно для его понимания.

От дяди Гриши я пошел домой – записать все, что узнал. А узнал я не мало. К примеру, что в сорок пятой квартире никто не живет – она стояла под вопросом; что в сорок шестой обитает очень-очень миловидная особа, с которой мне просто необходимо познакомиться. Я уж собрался последовать его примеру, но выйдя от себя заметил спину своего коллеги в эту самую квартиру входящего. Мне не оставалось ни чего другого, как отправится в самую подозрительную – в пятьдесят шестую – и по мнению дяди Гриши, и по умозаключению майора Дергача, в ней обитали…

Как оказалось, симпатичные, добрые и самое главное – талантливые ребята. Четверо парней и двое девушек приехали из Казахстана покорять Москву. Музыкой, музыкой и только музыкой. Днем они репетировали, вечером выступали в клубе. По выходным – в переходах, в парках, в метро. Понятно, что участковый их невзлюбил. И позиция позитивно настроенного ко всем дяди Гриши мне тоже понятна – я-то дома днем бываю редко, а людям в возрасте, воспитанным на «Белых розах» и «Яблоках на снегу», понять психоделический рок, да еще в трактовке молодых казахских ребят … Сложно! Я послушал и мне… Не понял я. Я так и сказал. Они не обиделись. Посоветовали заходить почаще. Дали кассету послушать. Не смог отказать – хоть магнитофона и нет. Года три как выкинул – думал не понадобится, а вон как получилось. Но у ребят просто денег на комп не оказалось. А магнитофон они с собой привезли, чтобы себя записывать и записями с людьми делится.