– Я ведь говорю – наглый. – На этот раз Александр не рассмеялся – захохотал. – Кажется, я рад, что мы познакомились.

– Я пока не знаю, но близок к тому, чтобы с вами согласиться, – улыбнулся в ответ Феликс. – В Иркутск по работе?

– Совмещаю приятное с полезным: предложили две командировки на выбор – Иркутск или Владивосток, я и вспомнил, что никогда не был на Байкале.

– А во Владивостоке?

– Тоже не был.

– Монетку бросали?

– Решил начать с того, что ближе. – Александр пожал могучими плечами и поинтересовался: – А вы?

– Только отпуск, – ответил Вербин. – Никаких командировок.

– В отпуск в одиночестве? Или догоняете друзей?

– Друзья в Иркутске, – уточнил Феликс. – Позвали посмотреть Байкал.

– Тоже впервые?

– Один раз выбирался. Давно.

– Вот и я впервые. – Александр по-прежнему не заморачивался с выслушиванием ответных реплик. – Честно говоря, я бы от этих командировок отболтался, всегда отбалтывался, но потом подумал: какого чёрта? Жить в России и не побывать на Байкале – глупо и в своём роде неприлично. Как там: «Славное море – привольный Байкал, славный корабль – омулёвая бочка». Помнишь классику? Ничего, что я на «ты»? Вот и славно. Омулёвая бочка, да… легендарная, если вдуматься, ёмкость. У меня друг периодически в Иркутск мотается, омуля привозит, ну, рыба как рыба, но я решил посмотреть, откуда она берётся и вообще, есть ли это озеро или название напитка полностью выдумано. Жаль, что в нём купаться холодно, но проверим. Я к холодной воде привычный, у нас, в Питере, тёплую воду даже летом не часто включают, Балтика, слышал? Ну, как, Балтика – Финский залив. Нет, я его люблю и всё такое, но, собака, холодный, конечно. Ты сам из Москвы? Ну, не расстраивайся. Так вот, Байкал, вроде, пресный, а в остальном такой же холодный, как залив. И сам Иркутск, конечно, город интересный: шаманы, декабристы, Колчака расстреляли… за один день посмотреть не успеешь. В общем, я решил порешать командировочные дела и задержаться. А ты надолго?

– На неделю, не меньше. А там – как пойдёт.

Феликс пока не знал, сколько времени ему понадобится, чтобы захотеть вернуться в Москву. Не испытывая при этом… острой боли. Потому что болеть его душа будет всегда.

– Хорошо, когда отпуск длинный и можно самому решать, что с ним делать, – прокомментировал его слова Александр.

– Ну… не то, чтобы…

– Или ты какой-то из творческих? Писатель там, или художник? И располагаешь своим временем?

– Разве плохо быть кем-то из творческих? – удивился Вербин.

– Наверное, нормально, я не пробовал, поэтому точно не знаю, – свободно ответил Александр. – Но пьёте вы много.

– Не я – они.

– Тогда хорошо. – Однако понять, что именно «хорошо», из ответа блондина не было никакой возможности. То ли то, что Феликс не оказался писателем или художником, то ли то, что много пьёт не он, а некие «они». – Я тоже как-то думал написать книгу, но потом понял, что народа ещё много в живых осталось, может возникнуть недопонимание: кто-то себя не найдёт, кто-то, наоборот – узнает, а оно мне надо? Ну, или, например, заявятся ребята из налоговой, там ведь не по всем делам срок давности истёк, и начнутся глупые расспросы: «Что это у вас, голубчик, на сто тридцать девятой странице приблизительно на восемь лет с конфискацией написано?» Вот и получается: что рассказать есть, амбиций полно, русский литературный вроде нормальный, а с книгой обождать придётся – пока народ перемрёт, да сроки истекут. Ну, я человек молодой, подожду…

– Послушайте, молодой человек, вы не могли бы вести себя потише? – попросил сидящий позади мужчина.

Увлёкшись разговором, Феликс и Александр не обратили внимания ни на руление, ни на взлёт, пережив которые, некоторые пассажиры решили вздремнуть и оказались весьма недовольны шумными соседями.