– Хорошо. Хорошо. Значит, время пришло.

Наташа села на стул, взяла расческу, несколько раз провела по волосам, а потом пригладила их руками и улыбнулась своему отражению. Она взяла в руки бутылку кофейного ликера, стоявшего там же, на столике, покрутила. Поставила на место.

– Надеешься лишить меня рассудка? Обвести вокруг пальца? Но что ты скажешь на это? Я. Бросаю. Тебе. Вызов. Я уничтожу тебя!

Она выдохнула и опустила голову, словно набираясь решимости, а затем резко взметнула ее и завопила. Свет на секунду погас, будто от ее крика лопнула лампочка. А когда загорелся вновь, Наташа в ступоре стояла напротив зеркала, опрокинутый стул валялся у ног, а на ее теле один за другим появлялись порезы. Сначала невидимые, они проступали на коже тонкими красными линиями, становились глубже, чернее, раскрывались, как голодные рты жадных до свежей плоти чудовищ. На зеркало брызнула кровь.

Отражение сестры посмотрело на Эмму безумными взглядом и засмеялось, зловеще, самозабвенно. Девушка похолодела от ужаса, но не чувствовала под собой пола, не могла сдвинуться с места или отвести глаза. Наступила полная тишина, словно кто-то выключил звук. Кровавые брызги взмывали в воздух, их становилось все больше, они плыли по комнате, заполняя пространство багряным водоворотом.

Что-то внезапно резануло по левой ноге внизу. Эмма вскрикнула. И в тот же миг все исчезло.

Она стояла перед распахнутой дверью в спальню сестры. Горел свет. Но внутри никого не было.

– Наташ? – робко сказала Эмма, уже ни на что не надеясь.

Конечно, никто ей не ответил. Только Йоши скакал рядом, пытаясь забраться по ногам, он и задел острыми коготками кожу на оголенной щиколотке.

В запачканном зеркале у стены напротив теперь отражалась только сама Эмма. На столике не было ни расчески, ни бутылки ликера – должно быть, забрали для расследования. Стоп… Бутылка кофейного ликера. Точно! И как она не заострила на этом внимания? Ведь правда, вчера, когда она зашла в дом, бутылка здесь была. Вот только Наташа терпеть не может кофе ни в каком виде и ни за что не купила бы подобный напиток! Ее принес кто-то знакомый, и она впустила его?

Неужели сестра так пытается ей что-то сказать? Но было столько ужасных порезов и крови. Если все увиденное правда, то, выходит, она мертва? Нет… Эмма мотнула головой, будто стряхивая с себя наваждение. Не обязательно. Это может быть лишь метафора. Знак, что кто-то пытался причинить ей вред, напал… Тот невидимый, к кому обращалась Наташа, но не смогла показать. И не смогла разглядеть Эмма, потому что… не знает или не помнит его?

Если это не просто очередная побочка от нового лекарства и бурное воображение. В конце концов, она не в первый раз видит ночной кошмар, и далеко не все в них бывает реально. Но чтобы ходить во сне… Надо будет обязательно сказать об этом психотерапевту…

Эмма закрыла дверь, зашла в соседнюю комнату и села на диван. Если она снова вздумает гулять во сне, не хотелось бы рисковать и спускаться по лестнице вслепую. Лучше уж до утра она останется здесь, в гостиной.

Девушка встала и подошла к окну, чтобы задернуть шторы. На втором этаже в соседнем доме горел свет. Чей-то темный силуэт замер у окна. Что? Кто-то за ней наблюдает? Эмма задвинула шторы резким движением и снова посмотрела через щелочку. Силуэт поколебался, удалился от окна, и через мгновение свет погас.

«Надеюсь, это не тот вчерашний амбал? До чего же жуткий тип… – подумала она с тревогой. – Хотя нет. Вряд ли. Тот был идеально равносторонний. А силуэт в окне выглядел более изящным, вытянутым, хоть и тоже, скорее всего, принадлежал мужчине. Но это точно не Владислав. Может, сосед просто заметил, что среди ночи зажегся свет и решил посмотреть, все ли в порядке? Верно. Не стоит себя накручивать».