В первой квартире, в которую я позвонила, дверь мне открыл юноша лет семнадцати, с не тронутым бритвой пушком на щеках. Увидев меня, он остолбенел и проглотил язык. Таких женщин он явно еще не видел. Не зная, куда деть свои неуклюжие руки, он болтал ими из стороны в сторону и молчал. Наконец он сунул руки в карманы брюк и что-то там поправил, вероятно, чтобы было не очень заметно, какое я на него произвожу впечатление.

Рассмотрев его, я над ним сжалилась и спросила, дома ли бабушка.

Так и не найдя в себе сил ничего ответить, он направился в глубь квартиры и взглядом пригласил меня следовать за ним.

– Ба, – услышала я его ломающийся басок, – к тебе пришла…

Он не договорил, так и не сообразив, как же меня назвать.

Сидящая на балконе бабушка встретила меня с таким строгим видом, что, чувствуй я себя хоть немного понеуверенней, я сразу бы развернулась и ушла, не задав ни одного вопроса. Но строгость давно перестала на меня действовать. Еще в детстве.

Это была худющая-прехудющая старушонка с цепким взглядом бегающих маленьких глаз, которая непрерывно разглаживала у себя на коленях подол по-девичьи открытого летнего сарафанчика. На меня смотрела с явной неприязнью, но во взгляде проскальзывало и желание узнать, что меня к ней привело. Сильное желание.

– Давайте сразу к делу, – предложила я, нисколько не смущенная ее строгим взглядом. – Вчера вы, конечно, все видели, что тут происходило под вашими окнами…

– Ничего я не видела, я так милиционеру и сказала, – перебила меня старушка и демонстративно отвернулась. Не о чем, мол, нам разговаривать.

– Я не из милиции, – возразила я. – Разве это похоже на милицейскую форму?

Я потрогала «версачевские» лоскутки, едва прикрывающие мои груди.

– Тьфу, прости господи! Шалярва! – выругалась старушка.

– И вовсе я не «шалярва», как вы изволили выразиться, – продолжала я. – Я частный детектив, Татьяна Иванова. Вот мои документы.

Я достала из пакета и сунула ей под нос лицензию, дающую мне право заниматься частным сыском.

Старушка внимательно ее изучила.

– Милицию, кстати, я, как и вы, терпеть не могу, – продолжала я. – Она меня – тоже. Потому что работает хуже меня.

Старушка посмотрела на меня с интересом.

– Так ты что же? С бандитами воюешь? В эдаком-то одеянии? Глаза, что ль, им титьками отводишь?

– Бабуль, а что ж мне их прятать-то? Ведь красивые? Ты ведь сама красивая в молодости была. Помнишь?

– Ну я-то не заголялась, как ты… Стыд-то не теряла…

– Так ведь невинность-то все равно потеряла. Причем наверняка – до свадьбы…

– Да ты-т откуда знаешь! – возмутилась старушка. – Ты мне в глаза-т не тыкай. Ты чё пришла, вообще? В подол мой заглядывать? Я вон кликну Сашку-то, внука, он те быстро по лестнице-то спустит!

«Спустит он, – хмыкнула я про себя, – в карман себе…»

– Не надо Сашку, – попросила я. – Он маленький еще. Я его напугаю. Да еще, не дай бог, поломаю ему чего-нибудь… Я ведь таким бугаям руки-ноги ломала… Чего уж Сашка-то твой…

– Ой… Ломала она! – старушка недоверчиво потрясла головой. – Да ты небось, кроме целки-то, ничего и не ломала в жизни!

– Экая недоверчивая ты, бабулька, – покачала я головой сокрушенно. – Я бы продемонстрировала тебе, что умею, да жалко внука твоего.

– Себя пожалей! – отрезала бабка. – Сашка! Поди сюда!

Она явно не верила мне. Я ждала, что дальше будет. Явился ее внук.

– Чё, ба? – пробасил он.

– Сашунь, свяжи-ка эту шлюху, – сказала ему коварная бабка, – да в милицию позвони, участкового вызови.

– Чё? – Внук был в растерянности, доходящей до прострации.

– Что стоишь как пень? – прикрикнула на него бабка. – Вяжи ее, говорю! Аль не справисся?