Тогдашнюю международную ситуацию для наглядности можно сравнить с современной. Ныне хватает политологов и экономистов, в том числе с громкими именами, которые заявляют, что капитализму не выбраться из системного кризиса без масштабной войны (как это произошло со Второй мировой войной). Но кто ее начнет и с кем, и кто присоединится позже – вопрос открытый. А ведь на дворе ядерная эра, что, безусловно, служит сдерживающим фактором. А тогда главным препятствием была нехватка боевой техники у потенциальных агрессоров. И что этот пробел они постараются ликвидировать как можно скорей, сомнений не вызывало.

1939 год все расставил по своим местам. Стало окончательно ясно, кто, разделившись на блоки, с кем будет воевать до победного конца. Правда, в стороне оставался Советский Союз но и с ним было ясно – соглашение с Германией – дело временное…

Кстати, в такой неясности не было ничего принципиально нового. Достаточно посмотреть историю войн былых времен, например, эпохи феодализма. Какие только комбинации ни возникали: сначала одни воевали с другими, а через несколько лет прежний союзник бился с прежним другом (в 1740 г. Франция воевала в союзе с Пруссией против Австрии, а в 1756 г. против Пруссии в союзе с Австрией). Все участники боролись за свои интересы, и если их достижение делало выгодным переход в противоположный лагерь, то он совершался с чистой совестью. 1930-е годы не стали исключением. Договора «о дружбе и не нападении» кто только с кем ни заключал. Германия, например, подписала их с Польшей и Норвегией, что не помешало затем напасть на них. Франция имела союзный договор с Чехословакией, что не помешало предать ее, как только французская правящая элита посчитала, что так выгоднее. Версальский договор гарантировал независимость Австрии, что не стало препятствием к поглощению ее Германией. И так далее. В этой ситуации быть уверенным наверняка в чьей-то «незыблемой» позиции не представлялось возможным. Ясным оставалось лишь одно: запутанные противоречия в политике, экономике, финансах, территориальных спорах будут разрешены тем же путем, каким распутывается «гордиев узел» – через меч.

В этой связи стоит коснуться вопроса о договоре 1939 года между Германией и СССР. Ведь он, как и Мюнхенское соглашение о разделе Чехословакии, является одним из моментов, предшествующих началу Второй мировой войны.

У критиков договора получается – не заключи Сталин соглашение, то Гитлеру пришлось бы пусть с огорчением, но перевести рейх на мирные рельсы. Понятно, что такой вывод – форменная чепуха. Куда интереснее вопрос о том, почему Гитлер, нацелившись на следующую жертву – Польшу, взялся обхаживать Москву? Потому что понимал: Кремлю не понравится, если германские войска окажутся в 200-300 километрах от Минска и Киева, а его бомбардировщики будут способны достичь Москвы. Это наверняка сделает Советский Союз союзником Англии и Франции. Поэтому в качестве промежуточного шага Гитлер предложил Москве следующий вариант: вы берете свое, а нам оставляете Европу.

Что значит «свое»? Критики договора пишут про «раздел Польши», «захват Бессарабии», «аннексию Прибалтики». Им не понятно, почему Сталин не поступил, как англо-французские политики в Мюнхене, а стал бороться, – не отдавать, как это было в 1991 году в Беловежской Пуще, а брать. Критики делают вид, будто не знают о том, что восточные «польские земли» до сих пор входят в состав Украины, Белоруссии и Литвы, и никто ни там, ни, что показательно, в Польше не считает их «законными польскими территориями». Это и понятно. Достаточно посмотреть карту восточной Европы X века, чтобы убедиться, что с момента образования двух государств – Руси и Польши – границы между ними пролегали примерно там, где сейчас и где пролегли после 17 сентября 1939 года.