– Я буду снимать штиль. Я люблю снимать штиль… А тебе доверяю шторм. «Красногорск» вон там, в ящике, заряжен. Иди и снимай…

Когда судно кренилось на левый борт и Витины ноги оказывались выше головы, его глаза стекленели или вовсе закрывались. В этот момент слышался глухой стук головы о судовую переборку левого борта, на что Витя уже давно никак не реагировал. При крене на правый борт Витя сползал с кровати до тех пор, пока не упирался ногами в умывальник. Потом перемещение тела продолжало повторяться бесконечное количество раз. Конечно, мне было жаль товарища. Но чем я мог ему помочь? Только одним: горячим и правдивым заверением в том, что через некоторое время к качке можно привыкнуть. Но, как показала практика, у Вити Родинки был не этот случай, а тот, что у великого флотоводца адмирала Степана Осиповича Макарова, которого всю жизнь мучила даже малейшая качка.

Родинка в дальнейшем тоже стал превозмогать себя и всё время стремился, чего бы это ни стоило его состоянию, ловить «штормовой кадр». И однажды произошёл такой случай. Во время очередного сильного шторма кто-то из экспедиционного состава заглянул к нам в каюту:

– Ребята, с кормы такие волны – неба не видно!

Родинка тут же схватил свой нелюбимый «Красногорск» (всё равно другой кинокамеры не было) и, несмотря на мои возражения: выход на верхнюю палубу запрещён, – махнув рукой, умчался за провокатором. Буквально минут через десять появился вновь. Только уже без кинокамеры и со стекающей с его одежды морской водой.

Как тут же выяснилось, на корме он действительно вместо неба увидел крутую водяную гору, уже удалявшуюся от судна. Но полноформатной съёмке мешал козырёк взлётно-посадочной палубы. И Витя, уже начав съёмку, буквально побежал вдогонку за волной к кормовому фальшборту. В это время другая, ветровая волна, пришедшая сбоку, с левого борта, сначала впечатала кинооператора в надстройку, а потом потащила за собой. Так бы и забрала в бушующий океан, если бы кто-то из нарушителей корабельной дисциплины, оказавшийся рядом, не успел схватить Витю за ворот куртки… Потом смогли выхватить у самого фальшборта и кинокамеру.

Этот эпизод, конечно, не остался незамеченным со стороны командования. Но Родинку очень сильно огорчило другое обстоятельство. Ему пришлось достаточно долго и кропотливо восстанавливать залитый солёной морской воды нелюбимый, но единственный «Красногорск».

Вот оно, труднообъяснимое, не побоюсь высокого слога, мужество людей, которых, считаю, надо награждать ещё до совершения ими плавания уже за то, что они знают, на что себя обрекают, но идут сознательно на своё мученическое многомесячное будущее. В нашем случае добровольно перенесённые страдания от штормовой качки кинооператором Виктором Родинкой по итогам состоявшейся экспедиции оказались, к сожалению, неоценёнными…

Шторм я любил встречать на командирском мостике. Именно там, глядя стихии в лицо, в полной мере ощущаешь не только её мощь, но и необоримую силу человека, который, нет, не противостоит, а атакует её, врезаясь форштевнем своего корабля в гигантские водяные валы, разламывает, разбивает их в брызги, ежеминутно показывая, кто здесь сильнее.

И хотя это был ещё не настоящий шторм, а пока только прелюдия к нему, я смотрел через двойные стёкла лобовых иллюминаторов ходового мостика и не мог насмотреться на океан, на его величественное дыхание, на его необоримую мощь и кажущееся всевластие в этом мире. Испытываемые в такие моменты чувства здесь, среди бушующей морской стихии, там, на земле, не приходят. И не могут прийти. Твердь усыпляет в нас сознание сопричастности с вселенской жизнью нашей планеты, не даёт пережить счастливые мгновения коленопреклонения перед вечностью и жизнеутверждающей силой её величества Природы.