ЛИНДА. Ты полегче с выражени…
ТОМ. Дом? Прощай! Инвалидная коляска с мотором? Прощай! Сбережения? На исходе! И теперь я даже не могу выкурить гребаную сигарету!
ЛИНДА. Если ты думаешь, что причитаниями можно что-то решить, ради Бога…
ТОМ (взрывается). Ты называешь это причитаниями? Я называю это реальностью. Хочешь, скину штаны, чтобы ты посмотрела, что осталось от моих ног?
Пит спустился вниз, тихонько, в носках. Лестница выводила в гостиную, но родители его не заметили; они стояли лицом к лицу, играя в дурацкой пьесе, которую никто никогда не увидит. Его отец, навалившись на костыли, наклонялся чуть вперед, с красными глазами и щетиной на щеках. Мать прижимала сумочку к груди, словно щит, и кусала губы. Ужасная картина, а самое худшее заключалось в том, что он их любил.
Его отец еще забыл упомянуть про Резервный фонд, созданный через месяц после бойни у Городского центра стараниями единственной оставшейся городской газеты при участии трех местных телевизионных станций. Брайан Уильямс даже показал сюжет об этом фонде в программе «Вечерние новости на Эн-би-си»: о том, как несгибаемый город заботится о своих жителях в час беды, обо всех отзывчивых сердцах, обо всех помогающих руках, бла-бла-бла, а теперь рекламная пауза. Благодаря Резервному фонду дней шесть все горожане гордились собой. Но средства массовой информации ни словом не обмолвились о том, как мало удалось собрать денег со всеми этими благотворительными пешими походами, благотворительными велопробегами и концертом финалиста программы «Американский идол». Резервный фонд оказался слишком скудным, потому что тяжелые времена коснулись всех. И разумеется, собранные деньги приходилось делить на очень и очень многих. Семья Зауберсов получила чек на тысячу двести долларов, потом на пятьсот, потом еще один на двести. В прошлом месяце – с пометкой «ПОСЛЕДНЯЯ ВЫПЛАТА» – пришел чек на пятьдесят.
Увы и ах.
Пит проскользнул на кухню, взял сапоги и куртку и вышел из дома. Прежде всего он обратил внимание, что никакого льда на заднем крыльце нет: отец просто солгал. День выдался слишком теплым для льда, по крайней мере на солнце. До весны оставалось еще полтора месяца, но нынешняя оттепель длилась почти неделю, и на заднем дворе островки снега белели только под деревьями. Пит направился к забору и вышел через калитку.
Одно из преимуществ жизни в этой части Норт-Сайда состояло в том, что за Сикомор-стрит лежала неосвоенная территория – пустошь размером с квартал. Пять акров кустов и чахлых деревьев спускались к замерзшей речке. Отец Пита говорил, что этот участок земли давно находится в таком состоянии и пробудет еще дольше из-за бесконечных судебных тяжб о праве собственности и о том, что можно здесь строить. «Никто в этих тяжбах не выигрывает, за исключением адвокатов, – объяснял он Питу. – Попомни мои слова».
По мнению Пита, выигрывали и дети, которые хотели поправить душевное здоровье, держась подальше от родителей.
Тропа, бегущая практически по диагонали между голыми деревьями, выводила к Центру досуга на Берч-стрит. С давних пор там собиралась нортфилдская молодежь, но заведение это доживало последние дни. В теплую погоду парни постарше кучковались на тропе и рядом с ней: курили сигареты, травку, вероятно, пили пиво, трахали своих подружек – но не в это время года. Нет больших парней – нет проблем.
Иногда, если ссора очень затягивала родителей – а в последнее время такое случалось все чаще и чаще, – Пит уводил сюда сестру. В Центре досуга они бросали мяч в кольцо, или смотрели видео, или играли в шашки. Он не знал, куда будет водить ее после закрытия центра. Оставался только продовольственный магазин «Зоуни». Сам он обычно шел к речке и бросал камушки. В воду, если она текла, на лед – если замерзала. Гадал, пробьет камень дырку или нет, и наслаждался покоем.