Все! Экзамены сданы. Назавтра – выпускной вечер. Прощай десять долгих школьных лет. Здравствуй, взрослая жизнь. Я поехал к другу Гоше. Его мама Нина Семеновна не возражала, когда друзья сына оставались ночевать, – лишь бы не шумели.

Спать не хотелось. Мы стояли у распахнутого окна и смотрели вдаль с высоты восьмого этажа. Белая ночь, молодость и ожидание радужного будущего. Болтали-болтали-болтали. С Гошей я мог обсудить все: предназначение человека и будущее страны, приоритет коллективного над личным, грядущую московскую олимпиаду. Поток юношеских наивно-невинных надежд. Поступление в институт из-за сложностей ввиду «пятого пункта» сознание отодвигало в дали дальние. А неизбежную и не самую привлекательную колею инженерной жизни – вообще за горизонт.

Солнце взошло, Гоша взял гитару и напел:

Соседи снизу постучали по батареям.

В нашей математической школе учились только девятые – десятые классы. Учиться в ней стремились многие, туда брали по результатам собеседования. Когда первого сентября мы собрались в классе – друг с другом пришлось знакомиться. Сначала мы с Гошей сблизились по «форме носа»: он – еврей, я – полукровка (мама – еврейка, папа – русский). Тогда, в советские времена, это была больше игра – мол, «мы с тобой одной крови», чем вопрос национальной идентичности. Всех воспитывали атеистами, на смеси интернационализма с православной культурой. С каждым месяцем мы с Гошей находили все больше общих тем разговоров, понимали, что на многое смотрим под одним углом. К окончанию школы – дружба «не разлей вода».

Но после выпускного вечера – никто не мог предположить – наши жизненные тропинки стали расходиться. Разные институты, разные компании, встречи тет-а-тет все реже, споры все жестче. Пролетели пять студенческих лет. Страна начала перестройку, а мы – обустройство личной жизни. Я женился. Гоша влюбился в однокурсницу Таю, привел ее домой. Нина Семеновна отказалась принимать невестку из провинции, усмотрев только корысть – желание получить ленинградскую прописку. Гоша предпочел поссориться с матерью, бросить институт, чем свою любовь: пошел на завод, снял квартиру, переехал туда жить с Таей. Омрачало только приближающееся распределение после института. Таисия поставила вопрос ребром: или Гоша как-то обеспечивает ей прописку, или она уходит к другому однокурснику, который готов предоставить ленинградскую жилплощадь. Гоша поехал к матери.

– Я же говорила! Надо было мать слушать! – радостно подытожила Нина Семеновна.

– Это вопрос жизни и смерти, мама! – Гоша не хотел отступать.

– Ищи другие варианты. Я квартиру не отдам.

– Какие варианты?

– Не знаю. Ты кашу заварил – тебе и расхлебывать.

Решение не приходило. Гошин мозг закипел – он включил газ и засунул голову в духовку. Тая вызвала санитаров. Психбольница и стандартный диагноз для суицида – психопатия.

Я от этих драматических событий оказался в стороне: маленький ребенок, квартира двушка с тещей, работа «с восьми до пяти» в конструкторском бюро. Брел по пресловутой инженерной колее, даже не зная, что судьба школьного друга попала в зону турбулентности. Через несколько месяцев Гошу из больницы выписали. Тая не дождалась – вышла замуж за однокурсника. На заводе намекнули, что Гошино место занято. Куда податься? Восстанавливаться в институте? Там все напоминало поруганную любовь.

Впереди маячили две альтернативы – и обе далеко не радужные: или армия, или шизофрения. Выход приходит, откуда никто не ожидает: из почтового ящика выпало приглашение на еврейский праздник в синагогу. Гоша туда пошел и… принял ортодоксальный (Любавический) иудаизм: сделал обрезание, стал активным общинником. Тогда мы и встретились после долгого перерыва.