Все эти раскладки нам с Андреем и Вадимом были неизвестны. А энтузиазм молодости так гнал вперед, что даже опорные моменты в управлении предприятием мы не успевали обозначить. Утренняя планерка на улице перед домом. Каждый излагает идеи поиска заказов, небольшая дискуссия, составляется список адресов. После чего мы разъезжались по адресам предлагать услуги по печати бланков. Вечерняя планерка там же – обмен информацией, передача мне заказов на изготовление. Следующий день я посвящал пристраиванию тиражей по типографиям – это была моя основная функция. А ребята ездили в банк – отвозили платежки, получали там выписки. В таком стиле «день через день» мы рулили бизнесом.
Как я уже рассказал, зона моей ответственности – пристроить заказы в типографии. Пришлось познакомиться со многими. И картина нарисовалась грустная и веселая одновременно.
Серьезными производственными базами располагали только государственные полиграфические предприятия. Девяностые годы – их «звездный час»: они как настоящие мастера определяли все и вся в отрасли. Выползли из-за заборов секретности небольшие ведомственные типографии. Но они лишь играли роль дублеров – выполняли простенькие работы. Время частного бизнеса еще не наступило, мальчики в джинсах только-только вышли на игровое поле после физкультурного зала. Но интерес со стороны частников рос как на дрожжах. Этому способствовали две предпосылки. Первая – отмена цензуры, Главлита и указ президента, выводящий полиграфическую отрасль из-под контроля милиции. Вторая – взрывной рост спроса на бумажные информационные носители – полиграфический рынок входил в свое «золотое десятилетие».
Но очень быстро начался процесс ухода со сцены крупышей – советские типографии закрывались один за одним. И виню я в этом директорский корпус. Это надо так бездарно все профукать! Вообще печатных домов было немного – в Советском Союзе по идеологическим соображениям работало ограниченное количество предприятий, где можно было что-то тиражировать. Красные директора не бились за жизнь вверенных им типографий – кто по неумению вести корабль в рыночной стихии, а большинство – осмысленно, быстрее-быстрее разворовывая госсобственность, пока есть возможность. За «золотое десятилетие» закрылось две трети из советского наследия. К 2020 году в Питере осталось одно печатное производство из «бывших».
«Девяностые» годы – лучший период для дела Гутенберга не только в России, но и во всем мире. Потребность и в рекламе, и в газетах, и в книгах, и в упаковке нарастала. А технологической конкуренции не было – интернет появится только в «нулевые» годы, телевидение – дорогое удовольствие, радио отошло в тень. А в нашей стране все эти процессы шли с удвоенным коэффициентом.
Периодически задают вопрос: «Могла ли Россия перейти от социализма к капитализму гуманнее, без деградации экономики, не круша жизни людей? Как, например, в Китае». Мой ответ: «Нет, не могла!» И это не зависело ни от законов, ни от схем приватизации, ни от конкретных министров в правительстве. Жадность красных директоров не мог остановить ни один Чубайс, которые правдами и неправдами перетянули собственность в свой карман, жертвуя производством. А вдогонку за директорами бежали их заместители, начальники складов, которые продавали остатки неучтенной бумаги за наличку. Хапать, пока есть возможность, – корневое человеческое свойство! И оно расцвело. Даже в такой спокойной стране – как Чехословакия с другой ментальностью (менее вороватою, чем российская) – приватизация прошла так, что Вацлав Гавел, президент Чехии тех времен, ужаснулся человеческой алчности. И питерская полиграфия – показательный пример этого процесса.