– Это у тебя не случилось. А у меня был удар!
– Причем тут Павловск? Удар был не из-за футбола, а потому что лампочка взорвалась.
Рома тогда слукавил – у него тоже случилось: в тот день на футболе он неудачно упал, ударился головой и потерял сознание. Друзья отнесли за ворота, там он отлежался. Через неделю тошнота продолжалась, боль в голове не давала уснуть: пришлось госпитализироваться. Диагноз – сотрясение мозга. Но про потерю сознания в Павловске он и от матери, и от докторов утаил – раз соврал, значит, надо придерживаться той же легенды.
За столом наступает тишина. По улице проезжает трамвай. Люстра качается, тени от грифонов вытягиваются. Клавдию Петровну передергивает.
– Юра, ты же его лучший школьный друг. Почему ему хочешь зла? – это была последняя материнская попытка, – зачем уговариваешь поехать с собой? Это твоя профессия, не его. Ему бы работать по специальности.
– Клавдия Петровна, там романтика, красота. Белое безмолвие, как говорится. Полярное сияние, морские звезды. Заработаем денег, вам какой-нибудь подарок купим! Вы у нас будете красавица! – Юра любит льстить.
– О-о-й! Какое еще безмолвие… Не нужны нам такие деньги.
Но все уговоры были бесполезны: она знает заранее, что родовое упрямство не перешибить ничем. Чаепитие заканчивается.
Выходя из парадной, Юра замечает: «Ты, старик, что-то резок с мамой». Рома поднимает голову. Клавдия Петровна глядит из окна, совершает крестные знамения. Он в ответ ей машет рукой.
Рома быстро влез в штатный водолазный костюм «трехболтовик», проверил герметичность и подошел к борту. За неделю появился некоторый опыт. Поступила команда погружаться. Он спрыгнул с предпоследней ступени трапа, не держась за спусковой конец. Неаккуратно, вопреки инструкции, но Роме нравился этот молодцеватый прыжок.
Его сильно дернуло. Что-то пошло не так. Он повернул голову и через стекло шлема увидел, что течение подхватило его и стремительно относит. Судно на глазах сжималось в игрушку. Значит, оборвался сигнальный конец. Что делать? «Гвардия умирает, но не сдается!» Чему учили? Отстегнуть грузы. Рома достал нож, резанул и освободился от обеих пудовых чугунных отливок. Поднял голову – вокруг только волны. Судно не просматривалось даже на горизонте. Что еще? Не паниковать. Закрыл глаза, лег на спину. По инструкции надо экономить силы. Через какое-то время он замерзнет. Сколько есть на воспоминания? Час, два?
Почему-то вспомнилась история, когда он маленьким жил с мамой в эвакуации в Рыбинске. В начале лета 1941 года поехали к деду отдыхать, а вернуться не смогли. Клавдия Петровна устроилась на завод, сына отводила в детский сад на неделю. В выходные забирали домой.
Корпус детсада находился на горе. Воспитательница велела сходить «по-большому» перед сном. Дети побежали на веранду и расселись на металлические горшочки. Рома достал письмо отца с фронта и стал читать вслух. Хотелось похвастать перед другими. Резко завыла сирена воздушной тревоги. Оглушил громкий удар металла по металлу. Горшок из-под Ромки вылетел, содержимое расплескалось, он упал на спину прямо в мочу и дерьмо. Дети заорали, заголосила воспитательница. Шальной осколок снаряда перелетел через Волгу и попал аккурат в горшок. Ромка не испугался, но сконфузился. И не понимал, про какую рубашку, в которой он родился, говорила воспитательница, когда его отмывала.
Обидно, что мечта так и останется мечтой. Полгода назад они с Юркой встретили молодого археолога, который бредил идеей раскопать секретный город рядом со Старым Ургенчем. Денег ему на экспедицию не дали. Он искал энтузиастов, чтобы начать раскопки на общественных началах. «По размерам и научной ценности не меньше, чем Луксор в Египте, – исступленно размахивал руками археолог. – Я знаю, что говорю, я написал диссертацию! Это скрытая песком древняя столица зороастрийцев!» Рому и Юру эта идея захватила. Они готовы были работать бесплатно.