«– А как же Киев? – в упор смотря на меня, спросил И. В. Сталин.

– Киев придется оставить, – твердо сказал я… Наступило тяжелое молчание… Я продолжал докладывать,

стараясь быть спокойнее.

– На западном направлении нужно немедля организовать контрудар с целью ликвидации ельнинского выступа…

– Какие еще там контрудары, что за чепуха? – вспылил И. В. Сталин. – Опыт показал, что наши войска не умеют наступать…– И вдруг на высоких тонах бросил:

– Как вы могли додуматься сдать врагу Киев? Я не смог сдержаться и ответил:

– Если вы считаете, что я, как начальник Генерального штаба, способен только чепуху молоть, тогда мне здесь делать нечего. Я прошу освободить меня от обязанностей начальника Генерального штаба и послать на фронт. Там я, видимо, принесу больше пользы Родине.

Опять наступила тягостная пауза.

– Вы не горячитесь, – сказал И. В. Сталин. – А впрочем, если вы так ставите вопрос… »

Далее следовала фраза, которую советская редактура из жуковской рукописи вычеркнула, и ее восстановили только в 10-м издании 1990 г .: «…мы без Ленина обошлись, а без вас тем более обойдемся…» [9]

Без Ленина, действительно, обошлись. За два дня до кремлевской размолвки самую дорогую советскую реликвию – тело «вечно живого» вождя эвакуировали из Москвы на Урал. Судя по этому мероприятию, сам Сталин беспокоился уже не за Киев, а за Москву. Да и Жукова без своего внимания не оставил. В Генштаб, правда, не вернул. Но всю войну посылал туда, где должна была решаться судьба самых важных сражений.

Забегая вперед, следует признать, что присылка подобного рода дополнительных контролеров, которые ни за что не отвечали, а только создавали лишнее напряжение и суету, лишь мешала делу. Оторванные от своих прямых обязанностей, посланцы Ставки обязаны были докладывать Сталину каждые два часа и еще раз в день составлять итоговое донесение. Это помимо того, что командующие фронтом и даже армией тоже регулярно докладывали. Вся эта излишняя опека со стороны Вождя преследовала одну главную цель – самое важное в начале войны решение об отходе могло быть принято только с его разрешения. Из-за этого под Киевом, где командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник М. Кирпонос не смог вовремя получить письменного приказа об отступлении, Красная Армия потеряла сотни тысяч солдат. Несколько позже командующий Западным фронтом И. Конев в самый критический момент из-за нарушений связи не смог доложить Сталину. А самостоятельно отвести войска не имел права. В результате около 600 тысяч красноармейцев попали под Вязьмой в окружение.

Как это ни страшно звучит, но эти сотни тысяч окруженных были лишь малой толикой жертв, подготовленных сталинским командованием к уничтожению и плену. Уже в первые недели войны счет плененных гитлеровцами наших солдат и офицеров шел даже не на десятки, а на сотни тысяч. Еще около миллиона оказались за немецкой колючкой после «котлов» под Вязьмой, Харьковом, Волховом, на Керченском полуострове. Правительство Сталина ухитрилось предать этих солдат и в плену, отказавшись поставить подпись СССР под Международной конвенцией о военнопленных. Из-за этого только они – из представителей всех воюющих стран – не получали через Международный Красный Крест помощи. И были обречены умирать от голода в германских концентрационных лагерях.

А ведь война только набирала обороты.

Так что пока штабная мысль ждала высочайшего благословения, а будущие полководцы набивали руку на разрешенных свыше отходах да на утвержденных в Ставке прорывах из котлов, перелом в войну пытались внести традиционным на Руси способом – обильным мобилизационным призывом. Начиная с третьей декады июня и вплоть до конца сентября Ставка ГК ежедневно бомбардировала командующих Северным и Северо-Западным фронтами директивами. В одной сообщалось о срочной отправке «20 маршевых батальонов всего двадцати тысяч разных специальностей». В другой требовала подтвердить получение «12 батальонов из Вологды и 12 из Казани», направленных «для доукомплектации». Третья подымала дух сообщением о «командировании 100 человек командного состава».