Она, без лишних эмоций и деталей объяснила свою проблему.
– Посоветуй, что мне делать.
– В вашем случае может помочь и отвар пустырника, но для этого нужно веровать, а ваша Вера подобна решету, да ещё с дыркой.
– Только эта дырка в моей голове, но, если честно, она мне не мешает. Сколько раз предлагали сделать пластику, а я всё отказываюсь. В каждом теле должна быть своя изюминка, ну не пирсинг же мне делать, в конце концов, и ходить с железом в носу!
– Вот тогда ты бы мне точно глянулась, – слегка опустив вниз глаза и немного покраснев, сказал я.
– У тебя завтра приём в первую смену? Жди!
– Остановим безудержные девичьи мечтания, вернёмся к цели твоего визита. Вспомни точно дату, когда у тебя была трепанация черепа.
– Повторяю: не могу сказать точно, если буду помнить в жизни только плохое, что хорошего у меня тогда останется, если помнить только утро в общежитии с тобой, то я до сего времени только бы и помнила неловкие мужские руки.
– Живите, друг мой, с хорошими воспоминаниями, – по-отечески тепло сказал я.
– Это единственное, что обнадеживает. Радует и факт обретения собственного невролога. Ты не оставишь на поле боя раненную в голову женщину?
– Куда деваться.
– Ты всегда принимаешь один?
– Нет. Все довольно банально: заболела моя медсестра, другую на замену я брать не захотел, вот и работаю в одиночестве, поверь, лично меня сей факт не утомляет.
– Меня даже радует – обнадеживающе улыбнулась она.
А после неё вошла, степенно и с достоинством, зрелость и день получил достойное завершение.
Весьма почтенно двери закрываются.
Люди не спят
С опасением двери открываются.
Человек, которого ты искренне ненавидишь, всегда рядом.
Его грех заключался в том, что он постоянно испытывал гнев к своему состоянию, положению и отношению к нему окружающих, и при внешней смиренности это ощущалось даже через его кожу. Нечестные поступки собственного зрения и слуха он ощущал довольно часто, и это было не инородное вмешательство, а действительность, сотворенная им самим. Пресмыкался даже перед самим собой по поводу и без. Такая жизнь у него теперь была.
Он спокойно открыл дверь моего кабинета, так же спокойно присел напротив меня. Лишних движений нет, лицо не выражает даже минимальных отголосков эмоций, но буквально через несколько секунд он стал самим собой.
– Днем проблем нет, совершенно нет. Они возникают только ночью и утром. Если бы вам удалось прожить несколько дней моей прошлой жизни, то вы бы точно засыпали с твердой уверенностью, что жизнь удалась и пронеслась не зря, – равнодушно разглядывая свои немного дрожащие руки, сказал он.
– Я живу своей, кабинетной, временами интересной, временами скучной жизнью, и в ней тоже существуют проблемы, – с интересом разглядывая свой письменный стол, ответил я.
– А другой жизни у вас нет? Скорее всего, нет. Я не священник и не врач, мне не стоит влезать в чужую жизнь и чужую душу, и вы прекрасно понимаете, что я прав, – продолжая разглядывать сои руки, ответил он.
– Абсолютно. Для огромного количества людей кабинетная жизнь и составляет самые светлые воспоминания.
– От вас мне ненужно советов, рекомендаций и наставлений. Доходчиво и спокойно объясняю ещё раз – я не могу заснуть.
Только проснувшись утром можно увидеть вчерашний день.
– И я спокойно объясняю, что о ваших проблемах слышу впервые. Если можно поподробнее. Суть-то в чём?
– Меня не волнует…мне очень необходимо хорошее снотворное, и желательно побольше.
Глаза забегали по кабинету, руки по письменному столу, ноги беспрерывно шуршали под ним. Он стал самим собой. Он несомненно и был таким, до того, как пришёл ко мне на приём.