А дальше все было как в тумане. Быстрый проезд по городу. Как будто светофоров и перекрестков нет – без остановки. Серое здание в конце проспекта. Ворота с выпуклыми щитом и мечом с задней стороны квартала, двор, проход по каким-то длинным и почему-то совершенно пустым коридорам.

Дашка вдруг поймала себя на том, что с совершенно придурошным видом, буквально высунув по-школьному язык, она подписывала какую-то бумагу, выводя за росчерком полностью имя, отчество и фамилию.

– Ну, вот и хорошо, – ловко выдернули листок из ее рук. – Теперь мы можем побеседовать.

– А чой-то… Чой-то вы тута дергаете? – она перешла от волнения на тот говорок, который был ее маской в трудных ситуациях. Бывало, и на экзаменах помогало: преподаватели морщились и ставили тройку «деревенской дурочке».

– О-о-о… Извините. Я думал, вы уже все подписали…

– Чего это я подписала-то?

– Подписку, всего лишь подписку. Я взял у вас подписку о неразглашении. Так что не бойтесь, это не согласие на сотрудничество, – усмехнулся сидевший за столом тот, что еще недавно казался ей молодым и симпатичным.

– А можно тогда вопрос?

– Конечно!

– Что, там поговорить нельзя было?

– Нельзя, конечно. Надо же оформить все, как положено. Бюрократия, понимаете? Опять же, подписка, – он отвечал, одновременно заполняя какой-то бланк. – Ну, вроде, все. Так, говорите, настоящая бомба, да?

– Что, уже сигнал поступил? – понимающе прищурилась она.

– Какой сигнал, Дарья Александровна! – всплеснул руками капитан. – Вы так нашумели в городе своими розысками и расспросами, что я почти все уже знаю. Чуть ли не весь текст могу восстановить. Осталось только понять, как и что вы интерпретируете.

– А что, нельзя было? Информацию собирать – нельзя? А как же закон?

– Смотря, что вы имеете в виду. Если там имеется информация личного характера – вы не имеете права ее публиковать без согласия личности. Если информация закрытого характера – без допуска и разрешения соответствующих органов.

– Да, какая там закрытая? Я же с ними с обоими училась вместе! Они на год всего младше шли!

– Так, – заглянул он в простую картонную папку. – Вы имеете в виду Ирину Кириенко и Дмитрия Карасева? Я правильно вас понимаю?

– Ну, их…

– И что вы хотели написать в газету о студентах первого курса исторического факультета Дмитрии Карасеве и Ирине Кириенко? Такого, что не личное?

– Ну…– она даже растерялась. – Как это. Так ведь… Они же исчезли!

– Что значит – исчезли? Вот так вы и написали в том своем материале? Взяли – и исчезли? Раз – и нету? Растворились в воздухе? – смотрел он в ее глаза.

– Ну, почти… Они же не пришли потом. А я…, – она замолчала вдруг.

– Ну? Дальше, дальше. Они не пришли утром на учебу. А вы, значит… Кстати, а вы сами кем им приходитесь?

– Никем.

– Но тогда – откуда вдруг возник такой интерес именно к этой паре?

Дашка молчала. Ну, как ему объяснить, что молодой и скромный первокурсник, не городской какой-то, Димка Карасев очень ей понравился. Ну, просто очень, особенно на фоне разбитных пацанов «с центра». Она и сама была с заводской окраины, и вся ее активность и грубость – оттуда, потому что нельзя быть тютей, нельзя, чтобы на тебе ездили…

И когда он вдруг ушел гулять с Иркой, которая была старше его на пару лет, то Дашку это просто заело. Наутро она хотела «перехватить» парня, раскрутить и сама с ним прогуляться, а там уж как получится, но он не пришел. Не пришла на занятия и Ирина. Конечно, могли и прогулять – дело-то привычное. Но они не появились и на второй день.

И тогда Дашка провела свое собственное журналистское расследование. Самое настоящее. Она ездила на Гайву, но мать Димки только плакала и говорила, что Дима с кем-то как загулял позавчера, так вот все еще и не вернулся.