– Теоретическая подготовка вроде бы подходит к концу, – нехотя сообщил Ольгерт, понижая голос и одним глазом наблюдая за стукачом из ОВНУР, разносящим свежие полотенца, а краем другого глаза сканируя другого молодого человека, явного сотрудника ОБА, предлагающего молоко, которое кое-кто из тренирующихся маленькими глотками пил в длительных промежутках между упражнениями. – У нас уже все теоретики перебывали: и безвредный Бормашенко из ИМ, и молодящаяся цаца Веласкес из СИЗО, и директор ИТК со «лживой» фамилией…

– Псевдоквази, – подсказал Хабловски.

На лице Васильева проступила несвойственная ему хищность.

– Псевдоквази или Псевдоквазер – один турнепс. Нутром чую, козни у него далеко не «псевдо», а самые настоящие.

– А чем он перед тобой провинился? – с шутливым участием поинтересовался Вольдемар.

– Не нравится мне кардиффский туман вокруг наших приготовлений, – хмуро сообщил Ольгерт. – В своей лекции плешивый пендюк загодя оправдал нашу будущую жестокость.

– На учениях без потерь не обходится, – сочувственно пробормотал Вольдемар. – Запланированные потери, причём уже не в первый раз запланированные… А хорошо всё-таки, что мне в отличие от вас никого убивать не придётся. Даже понарошку!

Ольгерт осветился сардонической улыбкой.

– В том-то и беда, что на таких учениях всамделишное от «понарошку» отличить крайне трудно, если не невозможно. И ты, мин херц, не зарекайся насчёт «убивать».

Хабловски прокомментировал сказанное многофункциональным крякающим звуком.

– Ох уж эти мне недоучившиеся режиссёры-постановщики! Четыре сбоку – ваших нет.

– Четверо их только номинально, – возразил Ольгерт прокисшим голосом. – Вообще-то и пятый есть – какашка зелёная из ККК. Господин Полифемцев. Но по большому счёту режиссёров всего двое: наш полоумный старикан да плешивый директор ИТК.

– Ну и кто победит, по-твоему? – жадно спросил Вольдемар.

– Как всегда, красные синих.

– Я не то имею в виду.

– Тогда не знаю, что и сказать. Но один другого обязательно подставит. Лично я думаю, что у Псевдоквазера шансов больше. Хотя и наш свихнушийся на ксенофобии Гарольд Борисович не лыком шит.

Относительную тишину тренажёрного зала разорвал резкий и упрямо-настырный звонок тревоги.

– Мать моя королева-девственница! – воскликнул Ольгерт и встретил озабоченный взгляд Вольдемара.

– Тьфу! – коротко выразился Вольдемар.

Исполнители бросали железо, обращая потные лица к заглушаемому сигналом тревоги динамику спецсвязи. Кто-то предусмотрительно вырубил неслышный теперь джаз.

Рупор тревожной сирены перестал вибрировать, и тут же заквакал динамик.

– Просьба к Исполнителям через тридцать минут собраться в комнате №6 для инструктажа! Опоздания не извинительны! Повторяю: через тридцать минут всем быть в комнате №6!

– Слава Богу, меня это не касается! – произнёс Хабловски с чувством и энергично перекрестился подвернувшейся под руку двухпудовой гирей.

– Как знать! – с весёлым бешенством заметил Ольгерт.

Потный народ начал потихоньку перемещаться в душевую. Бородатые шутки и избитые приколы сыпались как из дырявого мешка. Большинство пошлых хохм обыгрывало странную традицию мыться не после дальней дорожки, а перед ней.

Из прокашлявшегося динамика неожиданно раздалось:

– Командиру Дозорной Службы Вольдемару Хабловски срочно явиться в комнату №39! Повторяю: Вольдемару Хабловски немедленно явиться в комнату №39! Опоздание не извинительно!

– Пожар у них там, что ли?! – возмутился сразу скисший Вольдемар.

Ольгерт злорадно расхохотался ему в лицо.

– Где пожар, там и вода. Ты уже не успеешь помыться – опоздание не извинительно.