–Прошу прощения, моё красноречие иногда доходит до абсурда, становясь губительным. Так вот, без определенного места жительства, если так можно выразиться.

–Бомж что ли? – сказал рядовой с максимально присущим ему уровнем иронии.

–Ну, в иной ситуации я бы возразил. Но сейчас от меня воняет хуже, чем от мусорной свалки, так что бомж – наиболее подходящее слово.

–Хорошо, бомж Петербургский, номера родителей.

–За не имением таковых, я продиктую вам, господа, номер Марии Станиславовны.

–Это еще кто такая?

–Социальный работник.

–Ну, понятно. Значит, добавляем ко всем твоим характеристикам то, что ты приютский.

–Из ваших уст звучит довольно грубо, но да, так и есть. Ни папы, ни мамы вот уже как шестнадцать лет.

–Уууу… Только плакать не начинай, парень.

–Договорились.

Лев продиктовал номер Марии Станиславовны, и машина подскочила на лежачем полицейском. Дорога до отделения, учитывая пробки, составила около пятидесяти минут. Газеты и правда не помогли: к концу поездки весь салон пропах говном вперемешку с мочой.

–Приехали, вылезай – сержант открыл заднюю дверь.

Лев вылез. В знакомое ему место притащили, сволочи. Полицейский участок. Ммм… запах как в столовке. Где-то жарили пирожки. Владимир Ильич их любит: Лев всегда захватывает парочку, когда нужно идти в участок.

Внутри отделения все было по-обычному облезло, потерто и развалено. Где-то сыпалась штукатурка. Рядом с тем местом, где по вечерам собирались проститутки, на стенах были намалеваны разные надписи.

Пройдя по коридору и повернув налево, Лев попал в кабинет участкового. В нем находились двое – сам участковый, Алайкин Владимир Ильич, и социальная работница по делам несовершеннолетних, Пожарская Мария Станиславовна. На удивление, она добралась до участка быстрее самого Льва. Как только правонарушитель зашел в кабинет, участковый демонстративно зажал пальцами нос и открыл окно.

–Свободен, рядовой, – сказал Владимир Ильич, садясь за стол.

–Я присяду? – спросил Лев.

–Ага, конечно. Хочешь мои стулья запачкать? Стой и слушай, а когда позволят, отвечай на вопросы. – говорил участковый. – Ох, ну и смердит от тебя, Петербургский!

Владимир Ильич был невысок ростом, плотного телосложения с поросячьим лицом. Если то, что гадко пахло от Льва являлось единичным случаем, то от участкового постоянно пасло потом и несвежей одеждой.

–Спокойно, Владимир Ильич, не стоит кричать на него, – в поток слов участкового вмешался тонкий голос Марии Станиславовны.

Она была похожа на Людмилу Витальевну, классную руководительницу Льва. Не очень высокая, с шоколадными волосами, небрежно заколотыми около шеи. Ее хитроватый взгляд был направлен на Льва, хотя говорила она не с ним. Одна ее нога была перекинута через другую. Короткая юбка, черные колготки и рубашка с расстегнутой верхней пуговицей делали из Марии Станиславовны кокетку. Так могло показаться на первый взгляд. На деле же, она была профессионалом своего дела. Мария знала индивидуальный подход к каждому своему подопечному. Мария позволяла им говорить с ней, как с подругой. Лев мог высказать свое мнение, где-то надавить, что по правде ему льстило, а она, взрослая, слушала и иногда даже продавливалась.

–Кхм, ладно, – кашлянул, ожидав, наверное, поддержки, участковый, – продолжим. Скажи мне, Лёва, что ты забыл в канализации этой, тем более один?

–Ну, я был участником импровизированного театра, – отвечал тот.

–Что ты несешь? Я четко, без грубости, спросил тебя. А ты начинаешь клоунаду! Вот, Мария Станиславовна, я был вежлив, он сам провоцирует меня.

–Лев Павлович, я прошу вас перейти ближе к делу, а то наш достопочтенный Владимир Ильич не любит длинных историй, – мягко произнесла Мария и улыбнулась.