Синие брюки и огромные ботинки везде вокруг. Савла подняли на ноги. От страха и злости он попытался наброситься на пришельцев, но кто-то ткнул его в живот, так что Савл согнулся пополам. Отовсюду эхом неслись обрывки бессмысленных фраз:

– …холодно, как в жопе…

– …ну и хрень…

– …гребаное стекло, не порежься…

– …сынок его, что ли? Наверняка обдолбанный…

И одновременно диктор утренней программы бодрым тоном рассказывала о погоде. Савл попытался повернуться и посмотреть, кто его держит.

– Какого хрена? – выдохнул он. Вместо ответа его впихнули в гостиную.

Там оказалось полно полиции, но Савл не стал смотреть на полицейских. Сначала он увидел телевизор. Девушка в ярком костюме предупреждала, что сегодня будет холодно. На диване стояла тарелка застывшей пасты, а на полу – полупустой стакан пива. Почувствовав порыв холодного ветра, Савл поднял взгляд. Занавески взлетали крыльями. На полу валялось битое стекло. В оконной раме стекла почти не осталось, не считая пары длинных острых осколков.

Савл затрясся от ужаса и шагнул к окну. Худой человек в штатском обернулся и внимательно посмотрел на него.

– Давайте в участок, – велел он полицейским.

Савла потащили к выходу. Комната кружилась перед глазами ярмарочной каруселью, мимо проносились книжные полки и маленькие фотографии отца. Он попытался повернуться обратно.

– Папа! – крикнул он. – Папа!

Его без труда выволокли из квартиры. Соседи выглядывали из дверей, и в темном коридоре на время становилось светлее. Савл видел непонимающие лица и руки, придерживающие халаты. Полусонные соседи смотрели на него. Он почти плакал.

Разглядеть тех, кто его держал, никак не получалось. Он кричал, умолял, спрашивал, что происходит, угрожал и ругался.

– Где отец? Что случилось?

– Заткнись.

Его ударили по почкам, правда несильно.

– Заткнись, говорят тебе.

Дверь лифта захлопнулась.

– Да что с отцом, черт побери?

При виде разбитого окна внутренний голос Савла заговорил. Правда, Савл его толком не слышал. В квартире было не до того, слишком много там ругались и хрустели битым стеклом. Но в относительной тишине лифта Савл наконец-то услышал тихий шепот.

«Умер, – говорил внутренний голос, – папа умер».

У Савла подогнулись колени. Его поддержали, и Савл бессильно обвис в чужих руках и застонал.

– Где папа?

Снаружи начинался мутный рассвет. Синие огни мигалок освещали полицейские машины и грязно-желтые стены. От морозного воздуха Савл немного пришел в себя. Он отчаянно дернулся, пытаясь рассмотреть что-нибудь за изгородью вокруг дома. Увидел лица в дыре, оставшейся вместо отцовского окна. Увидел, как блестит стеклянная пудра в пожухшей траве. Увидел угрожающие фигуры людей в форме. Все смотрели на него. Один полицейский растягивал между вбитыми в землю колышками ленту, ограждая небольшой участок земли. На этом участке склонился над бесформенной темной массой какой-то человек. Он тоже смотрел на Савла. Разглядеть за ним то, что лежало на траве, не получалось. А потом Савла утащили, и он ничего не успел увидеть.

Его втолкнули в одну из машин. У него кружилась голова, и он ничего не понимал. Дыхание участилось. В какой-то момент на запястьях защелкнули наручники. Савл кричал, но никто не обращал на него внимания.

Мимо пролетали улицы.

Его сунули в камеру, принесли чай и шмотки потеплее: серый кардиган и вельветовые штаны, вонявшие спиртом. Савл нацепил чужую одежду. Ждать пришлось долго.

Он лежал на койке, завернувшись в тонкое одеяло. Иногда слышал внутренний голос. «Это самоубийство. Папа покончил с собой».

Иногда Савл спорил с голосом. Глупость какая. Это совершенно невозможно. Потом голос убеждал его, и Савл начинал паниковать. Часто дышал, затыкал уши, чтобы не слышать голос. Он терпеть не мог слухи. Даже внутри собственной головы.