В-пятых, снова папка. Чтобы она в себе не содержала, я должен снять с неё копию. Так, для страховки, мало ли что может случиться? Я уже знал, как я это сделаю.

Прокрутив всё это в голове в считанные минуты – медлить было нельзя, джип наверняка шастает где-нибудь в округе, – я приступил к решительным действиям. Первым делом выволок тело Куценко из машины и аккуратно уложил на земле. Я не хотел оставлять его в машине, хотя объяснить свой порыв вряд ли бы смог. Потом принялся отвинчивать номера. Пришлось изрядно повозиться, благо, в бардачке оказались необходимые инструменты. Когда с номерами было покончено, я выгреб из салона всё, что могло бы идентифицировать владельца автомобиля: какие-то квитанции, документы, записную книжку, пару-тройку журналов, и так далее и тому подобное. Когда и этот этап моего плана был завершён, мне пришла в голову одна шальная мысль, которую я тут же решил реализовать.

Останки моего авто, как я уже говорил, стояли на самом краю котлована, брошенного строителями, по всей видимости, уже много лет назад. Особых усилий для реализации задуманного не требовалось. Я упёрся в мою старушку, поднатужился и, мысленно пожелав ей счастливого полёта, столкнул вниз. Спустя секунду-другую до меня донёсся глухой удар. Я глянул вниз, но из-за темноты ничего не увидел. Да и котлован был глубоким.

Пускай теперь лезут вниз и изучают этот металлолом. Была б у меня возможность, я бы ещё и земличкой её присыпал, бедную мою старушку, мусором каким-нибудь строительным, досками да кирпичами. Хоронить, так с музыкой – тогда бы уж точно её никто не нашёл. Но такой возможности у меня не было. Значит, пускай остаётся так, как есть.

Так, с этим тоже покончено. Теперь следующий этап.

Я оглянулся. Тело майора одиноко покоилось в трёх шагах от меня.

Соседство майора, пусть даже и мёртвого, было для меня сейчас не менее опасным, чем утренняя физкультпробежка по минному полю. На его след, ещё горячий, те отморозки могли напасть вновь – и тогда минное поле показалось бы мне райской лужайкой, на которой беззаботно резвятся дети.

Прощай, майор Куценко. Извини, что оставляю здесь тебя одного. Живым нужно думать о живых, а ты уж как-нибудь позаботься о себе сам. О’кей?

Я подхватил красную папку и поспешил покинуть это зловещее место, на котором закончили свой земной путь чекист Семён Егорович Куценко и моя верная «семёрка».

Я шёл самыми тёмными закоулками, стараясь всё время оставаться в тени и не попадаться на глаза случайным прохожим. Чем меньше людей будут меня сейчас видеть, тем лучше. Свидетель есть свидетель: рано или поздно его можно найти и расколоть. Идеальный вариант в таких случаях – вообще не иметь свидетелей. Поэтому наиболее продвинутые преступники имеют обыкновение их убирать – чтобы спалось спокойней и не мучили по ночам кошмары.

Я переходил из одного двора в другой, не рискуя пока выбираться на «бродвей». Выйти из укрытия я решил как можно дальше от места происшествия. Но прежде чем это сделать, мне предстояло провести одно очень важное мероприятие.

Найти подходящий подъезд мне не составило труда. Это была старая «хрущёвка» о пяти этажах, которыми был усеян весь этот захолустный микрорайон на самой окраине Москвы. Своего рода гетто, в котором о домофонах никто понятия ещё не имел. Поэтому в облюбованный мною парадняк я вошёл беспрепятственно.

Люменов и люксов, которые излучала тусклая подъездная лампочка, хватало ровно настолько, чтобы не спотыкаться на ступеньках и не натыкаться на обшарпанные стены, украшенные безвкусными графитти, свастиками и ненормативной похабщиной. Но меня это вполне устраивало. Я поднялся на четвёртый этаж (на пятый подниматься не стал – не хотелось чувствовать себя в тупике; кроме того, там было темно, как у негра в заднице), уселся на ступеньках, убедился, что с улицы меня никто не увидит, и раскрыл папку.