– Но как они проникали в здание? Через парадный вход?

– А вот тут уже интересней, – оживился сыщик. – Судя по акту осмотра места преступления, существовал ход из соседнего дома прямо в подвал здания номер четырнадцать по Тверской улице. К сожалению, следователь был так небрежен, что даже не указал, где именно этот ход располагался! Черт-те что, а не работа!

– Но Теллер сказал мне, что в подвалах был проведен ремонт и рабочие не обнаружили никаких ходов.

Архипов пожал плечами.

– Может, пропустили при работах? Я нашел вам нынешний адрес Павла Ильича Мураховского, он сейчас в Москве – вернулся с дачи, узнав о смерти дочери. Мураховский – вдовец. Больше детей у него нет. Так что остался совсем один. Не знаю, правда, как он отнесется к вашему визиту, Владимир Алексеевич, но если хотите, запишите: Газетный переулок, дом семнадцать, квартира восемь.

Я записал. Архипов собрал со стола бумаги, извинившись, что не может оставить их у меня – документы казенные, уже то, что он ознакомил с ними постороннее лицо, было серьезным проступком. Мы попрощались, и Архипов, так и не допив квас, ушел.

Следующим утром Иван отвез меня в Газетный переулок к трехэтажному дому. Весь второй этаж снимал для своей семьи купец Захаров, в молодости начинавший со скупки всякого тряпья, старой одежды и дырявых кастрюль, а ныне владевший тремя мясными лавками, две из которых располагались неподалеку на Тверской. Профессор Мураховский жил на третьем этаже в скромной четырехкомнатной квартире. На всякий случай я попросил Ивана никуда не уезжать – опасаясь, что убитый горем Мураховский откажется меня принять. И я был почти прав. Он сам открыл мне дверь – небольшого роста, сутулый, с красивой седой прядью в темных волосах, нечисто выбритый и, кажется, не спавший этой ночью, о чем говорили его воспаленные покрасневшие глаза.

– Что вам угодно?

– Павел Ильич? – спросил я.

Мураховский кивнул.

– Меня зовут Владимир Алексеевич Гиляровский. Я журналист и писатель.

Эти слова произвели на Мураховского вполне ожидаемое впечатление. Он вскинул голову, гневно посмотрел мне в лицо и прошипел:

– Извольте пойти вон! Как вам не стыдно, в конце концов. У меня такое горе, а вы ищете тут скандальных подробностей! Уходите немедленно, или я позову моих студентов!

Он собирался уже толкнуть меня, чтобы захлопнуть дверь, что при его маленьком росте и субтильной комплекции было бы делом бесполезным. Но я решил привлечь его внимание сразу, без лишних вступлений.

– Вера не прыгала с моста, – быстро сказал я. – Она погибла совсем в другом месте. И совершенно при других обстоятельствах. Она не кончала жизнь самоубийством.

Профессор застыл. Ему требовалось время, чтобы осознать смысл сказанных мною слов. Воспользовавшись паузой, я вновь повторил, что Вера погибла не под мостом, а в другом месте.

– Откуда вы знаете? – спросил Мураховский.

– Я был свидетелем ее смерти.

Профессор недоверчиво посмотрел на меня, а потом шире открыл дверь.

– Проходите.

Через маленькую темную прихожую, где на вешалке висели зонт и две шляпы, мы прошли коридором в гостиную, служившую также библиотекой. Массивные дубовые шкафы по стенам комнаты были не просто заполнены книгами – они были ими забиты так, что некоторые тома торчали наружу, как будто у хозяина просто не хватило сил, чтобы втиснуть их глубже. В старом английском кресле сидел молодой человек с шапкой густых русых волос, длинным носом и с потухшими большими глазами. На диване неловко примостились еще двое – юноша с короткой стрижкой под бобрик, коренастый и приземистый, и довольно полная девушка с толстой светлой косой. Лицо ее было невыразительно, а скромное платье, купленное явно в магазине готовой одежды, сидело плохо, отчего девушка была похожа на прислугу.