Труп наследника гвардейцы мессира Оукмана аккуратно перенесли и положили в каменный гроб. Оставалось только закрыть последнее ложе Джона тяжелой крышкой, и обряд похорон можно считать завершенным. Позже уже мастера выбьют все необходимые надписи, а сейчас Логану хотелось поскорее завершить дело и больше не видеть покойника, напоминавшего ему о собственной неосторожности и поспешности при выполнении приказа Аластора Вука-старшего. «Эх, опростоволосился ты, Логан! Как же ты опростоволосился! После стольких лет верной и безупречной службы!» – поедал себя изнутри генерал.

Когда барону было доложено о том, что сын его уже подготовлен к прощанию, старый охотник, опираясь на свою трость, спустился в крипту. Он выгнал всех, кроме мессира Оукмана. Генерал хотел уйти, но Аластор запретил ему:

– Смотри, смотри. Никогда нельзя отводить глаз от того, что ты содеял. Даже если тебе это противно и омерзительно. Ты ведь не сопливый щенок. Сам все должен понимать, генерал. Разве не так?

– Все так, ваша светлость. Простите.

Теперь они стояли и, молча, каждый думая о своем, смотрели на страшного мертвеца, который усмехался им. В усмешке этой читалось презрение к обоим. К генералу, что допустил убийство. К отцу, что оставил его безнаказанным.

Крипта освещалась всего тремя факелами. Два были закреплены у гроба, один держал Логан. Тени в пьяном безумстве плясали по стенам, по полу и потолку, по лицу покойника. Создавалось впечатление, что Джон шевелится во сне. Но это было шевеление смерти. Нервы мессира Оукмана вибрировали, как перетянутые струны на лютне, готовые вот-вот лопнуть. Сам же барон в эту минуту почти не отличался от убитого сына. Та же бледность, та же скорбь, та же отрешенность.

– Мессир Варга уже отправился за Драганом Янкой? – гулким эхом разнесся голос Аластора Вука-старшего по крипте.

– Да, они скоро прибудут. Должны прибыть.

– Дай сюда, – барон протянул руку, и генерал Особой гвардии со вздохом облегчения передал своему повелителю факел. – А теперь иди вон. Жди меня у входа. Люди, которые закроют саркофаг, на месте?

– Конечно, ваша светлость. Они ждут моего приказа, а я жду вашего.

– Хорошо. Иди.

Мессир Оукман вышел, довольный тем, что может наконец глотнуть свежего воздуха. Конечно, трудно было назвать мрачную атмосферу Главного замка полезной для душевного здоровья. В нем объединялись высокая влажность и промозглая сырость. Роскошь убранств отражала тяжелый, прямой и в чем-то неистовый характер рода Вуков. Естественного освещения всегда было мало. Оттого кожа обитателей сердца баронства со временем становилась бледной. Так сказывалась нехватка солнечного света. Порой, бродящие по замку люди, пугались друг друга, путая тусклые силуэты в коридорах твердыни с призраками давно почивших мужчин, женщин и детей, живших тут когда-то. Отчасти это, безусловно, накладывало свой отпечаток на характер тех, кто проводил в Главном замке большую часть своего бытия. На самого барона, на его детей и жену, конечно, тоже. Гости, которые здесь оказывались на какое-то время, отмечали, что не зря в народе это место прозвали «волчьим логовом». Это как нельзя кстати соотносилось с гербом Вуков, волчьей стаей. Но все равно Логан был рад подняться по винтовой лестнице и снова очутиться в замке. По сравнению с криптой здесь были почти божественные сады Всемогущего.

Место, где покоились Вуки, делилось на две части. В первой, куда и выводила винтовая лестница, лежали сами «волки» чистой крови, их жены и дети, в том числе незаконнорожденные сыны. Бастардам-мальчикам не суждено было лежать рядом со своими женами и отпрысками. Таково было правило. Ни одни мольбы, ни одни посулы, ни одни угрозы не заставили баронов за все четыре столетия правления изменить этот устой. Более того, после воцарения рода Вуков, все останки из фамильного склепа (хоронившиеся по такому же принципу), были перенесены в крипту.