– Хороша слава, когда никто о тебе не знает, – усмехнулся барон.

– Зато я знал, что почти любой из этих неучтивцев по одному моему слову мог оказаться в казематах, где он был бы уже полностью в моей власти, – мрачные глаза Модеста на миг сверкнули злобой. От Аластора Вука-старшего это не ускользнуло. Он почувствовал, как дрожь пробежала по его хребту. Но это продолжалось недолго, барон был не из робких.

– Пока я не вижу никаких причин оказывать тебе помощь. Впрочем, продолжай, Модест Фотийон. Твоя история не закончена, а я не делаю скоропалительных выводов.

Бывший глава Тайной полицейской канцелярии вновь осунулся, принял жалобный вид и заговорил:

– Так вот я и стал вторым человеком в государстве де-факто, ваша светлость. Видит Всемогущий, я служил и королевству, и Людовику верой и правдой. Клянусь всем, что мне дорого, я не щадил ни жизни своей, ни здоровья. Да, я соглашусь и покаюсь, я упивался властью, но ведь любому тяжело совладать с собой, когда из простого рыцаря человек превращается в тень самого короля. Это мой грех. Но никто не упрекнет меня в том, что я был изменником или плохо делал свою работу. Для Людовика я был готов сложить голову. Но в итоге, я просчитался. Меня очернили перед моим повелителем. Те, кто боялись меня как огня. Те, кто не готовил заговор против короля, но кто о нем помышлял, я уверен в этом. Не успел я просто к тому времени еще собрать достаточное количество доказательств.

Людовик сместил меня с должности. Передал все полномочия моему первому констеблю, сделав его высшим лордом-констеблем Тайной полицейской канцелярии вместо меня. Ну, а Модеста Фотийона было приказано взять под стражу и провести следствие.

– Но мессиру Фотийону, как я понимаю, удалось бежать?

– Это так, ваша светлость. Удалось. Я даже был несколько поражен этим. Ведь чего уж скрывать, я прибегал к разным методам дознания. В том числе физическим. Некоторых людей просто необходимо порой подтолкнуть к тому, чтобы они начали говорить правду.

– Или начали говорить то, что хочешь ты сам, – в словах правителя баронства Вуков отразилось презрение. Модест заметил это. Он был крайне внимателен к мелочам.

– Или так, ваша светлость, врать не буду. Порой мне приходилось несколько, эм-м, мухлевать… За тем, чтобы подвести врагов государства под нужное мне обвинение.

Барон чуть не взорвался от ярости и прошипел:

– И ты, подлый змееныш, думаешь еще после всех этих слов получить от меня защиту и покровительство?

Но Модест Фотийон остался спокоен. Такое поведение даже слегка остудило пыл Аластора Вука-старшего.

– Ваша светлость, позвольте мне закончить мой рассказ? В конце концов, если совесть подскажет вам потом бросить меня в темницу, выдать королю Тюльпанов или просто пустить меня на ремни, вы будете в своем праве, а мне лишь останется подчиниться. Но я все же надеюсь, что, дослушав меня, вы примете другое решение.

Барон Вук с трудом подавил в себе желание засадить этому негодяю пулю в лоб и сухо бросил:

– Ну продолжай, коли так.

– Благодарю вас. Да, я выбивал показания, но лишь на тех, кто был истинно виновен. Ни одного благородного человека я не возвел на плаху безвинно. Людовик XIII не раз благодаря моим бесчестным, как вы думаете, поступкам, усидел на своем троне. Или, во всяком случае, оставался абсолютным монархом, власть которого ни у кого не получалось ограничить. Конечно, я не мог пытать благородных людей без санкции короля, а когда не хватало доказательств, приходилось их либо организовывать самому через сеть верных мне лиц, либо выбивать их силой у людей неблагородной крови. Крестьяне да горожане могли рассказать порой много чего интересного. Особенно, если было их слегка притопить в бочке с водой. Но поверьте, я делал это не столь часто как мог бы. Это были исключительные случаи. Как правило, мне всегда удавалось распутать загадку без крайних мер. А посему чаще всего я пытал не агнцев Всемогущего, а настоящих слуг демонов, суть жизни которых было лицедейство, алчность и разврат.