– Да, еще раз признаю, что мы вели себя как ослы.

Леди Вук уже чуть ли не светилась от счастья.

– Так бы сразу. Хорошо, сын мой, говори. О каком совете шла речь?

– Да все тоже. Я так понимаю, что вы не считаете, что нам следует беспокоиться об отце? Я просто нервничаю, и оттого подумал, что возможно он выкарабкается. Вот мне и хотелось бы, как это сказать, хм… Принять меры какие-то, что ли. Чтобы, хм… Обезопасить нас от его гнева в случае чего. Я и решил посоветоваться.

Лицо Кассандры похолодело. Еще не хватало, чтобы эти дураки натворили чего-либо почище выходки с Мейнхардом и подписали себе смертный приговор, втянув ее родного сына. В душе ей немного взгрустнулось. И как она просмотрела тот момент, когда ее Родрик стал таким же бараном, как и эти олухи?

– Что вы имеете ввиду, Джон?

– Я не знаю, я и хотел поговорить с вами…

– Зато я знаю. Все что вы думаете, держите в своей голове и никогда и никуда не выпускайте этого из нее. Это мой совет. Поверьте, в противном случае все вы кончите плохо.

– Вы так считаете?

– Я в этом абсолютно уверена.

– Ну хорошо. Я верю вам, – Джон Вук был раздосадован. Он чувствовал себя беспомощным глупцом в присутствии этой женщины и злился от того, что это так и было на самом деле. – В таком случае, нам нужно вести себя так же, как и прежде?

– Безусловно. Как будто ничего не происходит. С той лишь поправкой, что старайтесь хотя бы изображать радость, если приходят новости об улучшении здоровья вашего отца. И изображать печаль, если ему вновь станет хуже.

– Можно вопрос?

– Конечно, я всегда открыта для вас.

– А если все-таки случится, что отец выздоровеет. Как нам себя вести, что делать? Ведь правда о Мейнхарде…

– Если случится, что он выздоровеет, то возблагодарим Всемогущего за это. Будете молить у него прощения. И я буду молить за вас. Только молить будем правильно. Как только узнаете, что он выздоравливает уже по-настоящему, приходите сначала ко мне за инструкциями, не поднимая паники, а там будет уже видно. Но что-то мне подсказывает, что он уже не встанет со своего ложа.

– Выглядел он все-таки лучше, – упрямо сказал первый наследник.

– А я боюсь, что это лишь временное улучшение, которое часто бывает при смертельных болезнях, – с нажимом произнесла Кассандра Вук, урожденная Шульц.

Джон посмотрел ей в глаза. Вдруг что-то вспыхнуло в его мозгу. Он ужаснулся этой мысли, но неожиданно ему стало спокойнее. Вошел слуга с подносом, на котором аппетитно возвышался малиновый пирог. Лицо баронессы вытянулось, она в нетерпении начала потирать руки.

– Ставь на стол. Какой же ты долгий! В следующий раз велю тебя сменить, и больше никогда не получишь эту работу. Никакую работу не получишь. Лучше было доверять такие вещи рабу. Ступайте, дети мои, я хочу насладиться моим любимым блюдом одна. Я порядком утомилась. И помните, что только молитвы, обращенные к Всемогущему, могут спасти нашего почитаемого и светлейшего правителя. Молитесь. Молитесь также усердно, как я молюсь.

«Да уж, молитесь…! Молиться также, как ты – это значит не молиться вовсе, хитрая карга!» – подумал про себя Джон Вук, когда покидал покои мачехи вместе с братьями.

Барону Аластору Вуку снились летающие псы. Он любил охоту и содержал огромную псарню. Он не был кровожаден в миру, но, когда брал след жертвы, превращался в беспощадного убийцу. Любому попавшемуся на его пути загнанному зверю приходил конец. Даже медведю. О, скольких барон лично заколол! Бэренбайсеры барона считались самыми сильными и свирепыми среди всех псов баронства. Они настигали медведя, неистово кидались на него и грызлись не на жизнь, а на смерть, пока не подоспевал хозяин. Быстрым и смертельным ударом пики Аластор Вук-старший пронзал зверя и украшал помещения своего замка еще одной шкурой. Один раз пика сломалась, медведь кинулся на барона, но тот был в такой ярости, что смог добить хищника кинжалом, чудом уцелев сам. Видно, в глазах барона, даже медведь увидел что-то демоническое, когда умирал.