Отчего капитан Шубин не удержался от замечания:

– Это из-за вчерашнего ныряния в канаву он захворал. Если бы вы не заставили их сразу после дороги нырять в ледяную воду, то он смог бы и дальше служить вместе со всеми. Когда поправится, то сможет вернуться в отряд.

В ответ особист фыркнул и все же промолчал. Они в молчании дошли до огромного поля, где по приказу командира улеглись на землю.

– Вперед! – Он переходил от одного солдата к другому и поправлял их. – Голову ниже, ниже, Грош! Ертаев, ноги опусти, по линеечке!

Вдруг воздух содрогнулся от грохота выстрела. Шубин развернулся и едва удержался от крика: в двух метрах от него застыл майор Тарасов с пистолетом в руках, из ствола которого вился дымок. Он вскинул руку и снова выстрелил! Разведчик кинулся к особисту, перехватил пистолет, направив следующую пулю в землю.

– Вы что делаете?! – возмутился разведчик. – Зачем вы стреляете по бойцам?

Тарасов нахмурился, вырвал руку с зажатым пистолетом.

– Ты поаккуратнее будь, разведка. Ты сейчас на офицера НКВД напал, считай.

– Вы стреляли по живым людям! – Разведчик больше не мог сдерживать свое возмущение, поведение Тарасова вывело его из себя.

А тот невозмутимо сунул личное оружие в кобуру.

– Да не бойся ты, я же не слепой, по верхам бил. – Он указала на ползущие фигуры в поле: – Ты чего из них девок делаешь?! Немцы будут так палить, что ни голову, ни ногу не высунуть, оторвет сразу. Да во время первой же разведки они полягут у тебя всей группой. Как ты не поймешь, Шубин? Условия боя, условия передовой они должны почуять! Чтобы смерть в затылок дохнула, тогда в землю закопаются, что твои кроты!

Капитан промолчал, возразить было нечего. Методы у куратора жесткие, и все-таки он прав в том, что потом на передовой под огнем немецких стрелков будет в десять раз хуже.

А Василий Тарасов вдруг хлопнул себя по голенищу прутом:

– Вот что, не можем мы с тобой договориться. Давай так: твой день, моя ночь.

У Шубина поползли вверх брови, он не понимал, что снова задумал офицер, но медленно кивнул. Хотя бы днем не будет вмешательства в занятия, а уж с ночами он разберется.

Довольный договором энкавэдэшник предупредил:

– Тогда занимайся, а вечером они поступают под мое командование.

Наконец Шубин вздохнул с облегчением: можно продолжать занятия, не боясь давления со стороны неугомонного Тарасова. Он полностью сосредоточился на бойцах, поправляя их движения на ходу.

После занятий в поле они вместе долго обсуждали допущенные ошибки. Потом был обед и дорога назад; на ходу разомлевшие от горячей еды бойцы засыпали командира вопросами. Он отвечал обстоятельно, и от их горящих глаз, ощущения жизни, которая била ключом в каждом движении, чувствовал тепло внутри. Не так давно Глеб думал лишь о мести, вспоминал погибших, ждал возможности вернуться на фронт, чтобы убивать врагов. И вдруг молодые бойцы будто напитали его жизнью, надеждами на будущее. Они наперебой говорили о победе, о том, как будут жить в мирное время. Мечтали, хохотали, жили! Рядом с ними и капитан Шубин ощутил себя живым, тоже стал думать, а что же с ним будет после победы. Он сможет вернуться в родной город, пойдет работать, будет встречаться с друзьями и вот так же станет перебрасываться шутками, спорить и мириться. Глеб почувствовал себя ожившим впервые за долгое время, а злость и тоска отступили куда-то глубоко под напором радости, что заполнила его изнутри.

Остаток дня группа занималась изучением карт, этот навык командир считал одним из важнейших для разведки – рассмотреть в черно-белом рисунке заранее все препятствия, возможные укрытия от опасности.