Слышатся многочисленные сигнальные гудки – это едет вереница разукрашенных машин. Приближается свадебный кортеж. Перед знаком машины замедляют ход и сворачивают на грунтовку. В машине с открытым верхом молодые. Невеста демонстративно улыбчива и счастлива. Умиленный жених доволен. Кто-то из рабочих кричит свадьбе «горько». Невеста сладко смущается. Жених любяще петушится. Рабочие на минуту задерживают взгляды на проезжающих мимо автомобилях. Свадебный кортеж исчезает и за ним, уже не так густо, тянуться и другие машины, объезжающие ремонтируемый участок дороги.

Набросав очередные порции асфальта в засыпанные гравием выбоины, ожидающие колес надвигающегося на них катка, рабочие ставят лопаты в пирамиду на обочине, – собираются на перерыв.

Внезапно раздается нарастающий рев мотоциклетного двигателя. Это недисциплинированный, или, скорее, даже какой-то «дикий» мотоциклист, на сверкающем «Сузуки» открыто нарушив правила на большой скорости, зацепив знак «объезд», пронесся по гравию и только уложенному дымящемуся асфальту и оставив на нем четкий след от протекторов понесся дальше по дороге. Рабочие оторвавшись от работы недоуменно глядят вслед осмелившемуся на такое авто- точнее – мото -хамство.

– Куда несет тебя! Чертов смертник…

– Во! беспредельщик!

– Совсем охренел! Ненормальный!

– Места ему мало!.. Нагадил, падла, асфальт продавил…

крупно – продавленный в свежем асфальте след протектора.

– Номер в полицию надо сообщить…

Один из рабочих, – тот, которого едва не задел мотоциклист – все еще возмущаясь, поправляет опрокинутый мотоциклистом знак…

Из вагончика, может, слыша ругательства, выходит бригадир.

– Егорыч, асфальт на исходе, а смола и вовсе закончилась – говорит один из рабочих бригадиру с некоторым чувством вины, словно оправдываясь в том, что собирается на перекур. Бригадир, оторвавшись от каких-то документов, оценивающе бросает взгляд на результаты проделанной бригадой работы.

– Кури ребята, асфальт будет не раньше чем через час.

Перекур в любом коллективном деле – святое. Рабочие, всего их человек семь, похожих на оранжевых чертей-близнецов, с сознанием сделанного наполовину дела уходят под тень акаций на травянистую обочину, рассаживаются – кто – на чем -вокруг ящика, накрытого газетами, на которых в беспорядке рассыпаны доминошные кости, лежат мобильники. Закуриваются сигареты, пьется «яга», вынимаются «тормозки» -бутерброды, разбираются кости. И, вот уже, – из тех, кто постарше – оранжевые близнецы-черти-труженики яростно режутся в домино, куря, закусывая и распивая пиво, вынутое из закопанного в песок и, заботливо накрытого полиэтиленом, ведра с водой. Бросая косые взгляды на вагончик, где скрылся бригадир, кое-кто из рабочих прикладывается к более крепкому напитку. Один из рабочих, небритый странный парень в черных старомодных очках, как бы и не спешит на перерыв. Ему, похоже, все равно – работать или отдыхать. …А не тот ли это ребенок, что сосал материнскую грудь в одной из квартир слегка заснеженной Ялты или Симферополя – города пребывающего в легкой сезонной депрессии… Он не спеша насаживает на черенок, соскочившую «грабарку», прислоняет ее к неподвижно застывшему, на время перерыва, катку и словно нехотя направляется к яростно упражняющимся в доминошной игре товарищам, но остается, скорее критически, наблюдать за их игрой. …Не символ ли для него такое игрище -со стучанием по ящику – презренной земной бренности… …Товарищи по бригаде, стуча «костями» по импровизированному столу, время от времени горланят:

– …Ах, так. А мы – дупль-пусто!

– …А двумя?!