…И в это время началась атака. Гитлеровцы не стали ждать, пока спадет жара, решили наступать сразу же после налета. Что логично – надо бить противника, пока тот не опомнился от бомбового удара. Из совхозного сада, проломив низенький каменный заборчик, на шоссе выползли пять серых угловатых машин с черными крестами на боках. Тупые орудия смотрели прямо на красноармейцев… Панцеры шли открыто, в лоб, ничего не боялись – знали, что «сорокапяток» больше нет.

На шоссе машины слегка притормозили и дали залп. В надежде, что советские бойцы испугаются и побегут. Алексей упал на дно ячейки и снова прикрыл голову руками. Очень вовремя – рядом встал огненночерный фонтан. Земля тяжело вздрогнула, на пилотку посыпались мелкие камушки и сухие комки земли…

Немецкие танкисты промахнулись – взяли чуть выше. Новых потерь среди красноармейцев оказалось немного. В ответ, разумеется, никто не стрелял – чего зря расходовать патроны? Вот подойдут поближе, тогда и разберемся – гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Раз пушек нет.

Следующий залп оказался для немцев более удачным – ячейки накрыло. Стало трудно дышать, едкий запах забил нос и горло, уши заложило. У Алексея загудело в голове, перед глазами поплыли красные круги. Он вылил на лицо остатки воды из фляги, стало немного легче.

Осторожно выглянул из ямки: вслед за панцерами в атаку пошли и немецкие пехотинцы. Серозеленые фигуры растянулись вдоль шоссе, но не торопились – пусть сначала поработают панцер-гренадеры, а они уже потом добьют оставшихся. Тех, кто уцелеет…

Сомов заметил, что сосед справа, Иван Левушкин, высунувшись из ямки, начал бешено стрелять по гитлеровцам. Алексею стало стыдно – Левушкин гораздо моложе его, а смотрика – не испугался, бьет по врагу из «трехлинейки». А он что же? Ведь не трус, воюет уже полгода, значит, опытный боец. К тому же комсомолец, должен показывать пример…

Алексей лег поудобнее, поднял тяжелую «мосинку», прицелился и несколько раз выстрелил по серым фигурам. Попал или нет – не разобрать, далеко, но зато своей стрельбой он привлек внимание.

Один из панцеров, резко развернувшись, пошел прямо на него, еще минута – и надвинется, раздавит гусеницами. Алексей нервно оглянулся – не пора ли бежать? Но куда? Если по шоссе, то точно попадешь под пулемет, а если по степи – достанут из пушки. Панцеры простреливали все пространство перед собой, густо поливали землю свинцом.

«Все, отвоевался, – грустно подумал Алексей. – Сейчас надвинется и пройдет гусеницами…» По поводу своего укрытия он иллюзий не питал – в такой ямке точно не спрячешься, сотрут тебя в пыль.

Рядом неожиданно появился старшина Фильченко. Вид его был страшен: на голове – рваная рана, кожа содрана, волосы обожжены, лицо залито кровью… На немой вопрос Алексея коротко бросил: «Снарядом накрыло, но ничего, живой. А вот ребятам не повезло – в клочья! Ну, сейчас эти фрицы за все ответят!»

В руках Фильченко сжимал противотанковую гранату – тяжелую, в зеленом цилиндрическом корпусе. Прищурился, посмотрел на панцер, а затем лег на землю и ловко, попластунски заскользил ему навстречу. Очень умело – прячась за редкими кустиками и невысокими холмиками…

Старшина постепенно приближался к ревущей, лязгающей гусеницами машине. Немцы его не видели – из-за серого клочковатого дыма, закрывшего поле. Когда до танка оставалось не более пятнадцати метров, Фильченко привстал и швырнул под гусеницу тяжелую гранату.

Попал! Раздался глухой взрыв, танк проехал еще немного, разматывая порванные траки, а затем резко встал. Сверху открылся люк, показался немец в черном комбинезоне, вскинул руку с пистолетом и несколько раз выстрелил в Фильченко. Старшина резко дернулся, схватился за шею и рухнул на обожженную траву. Из пробитого горла, пульсируя, потекла алая кровь. Ее тут же впитывала черная, обугленная земля…