– Что с головой?
– Да вот, болит.
– Похмелье?
– Ага.
Но, надо сказать, это был честный студенческий стройотряд. Как-то раз Севыч отвозил их на работы, они чистили ветеринарную поликлинику от муляки. Мулякой называли тот слой грязи, ила и рыбьего дерьма который остался после того, как схлынула вода. И, как сказал Севыч, они хорошо работают, ему не жалко их и дальше возить на работы, если понадобится.
Вот мы обустроились, поставили палатки, сели на лавочки в городском парке и… Вдруг поняли, что нам тут совершенно нечего делать. И даже придумать себе занятие не можем. Я поинтересовался у ЕленыСтар: «А какая наша задача?» «Мы должны были стать штабом волонтёрского движения», – ответила она. Всю глубину этой фразы я понял гораздо позже, когда понял и все проблемы, которые были связаны с волонтёрами и с использованием их в различных политических целях. Но и сразу стало многое понятно. И зачем правительству России понадобилось самолётом МЧС забросить десяток московских волонтёров в Крымск, где мы были как капля в море на фоне гигантского количества уже работающих формирований МЧС. И то, что без ГБ мы никакого штаба не создадим, а значит нам действительно нечего делать.
От скуки начали генерить идеи, чем бы нам заняться. Появилась бабушка в штабе путинцев с вопросом: «А здесь ли выдают волонтёров?» Её отправили к нам (их волонтёры уже были на работах), она увела двоих. Двое наших фельдшеров ушли с медиками обходить население и делать всем прививки. ЕленаСтар куда-то сходила и, вернувшись, сказала, что нам есть работа на одном из пунктов выдачи гуманитарной помощи. Мы пошли в район частных домов, пострадавших от наводнения.
Пункт выдачи выглядел так. Стоял автобус «пазик», груженый едой, рядом несколько мешков с б/у одеждой, присланной в качестве гуманитарной помощи. Вокруг толпились местные жители, кто чумазый ещё с наводнения, кто уже чистый, тянули руки к автобусу за едой или искали чистую одежду в мешках. В автобусе орудовал местный участковый в насквозь промокшей от пота синей форменной рубашке. Он подтаскивал ящики к открытой двери и выдавал продукты в протягиваемые руки. Как я понял, участкового поставили сюда, чтобы следил за порядком, но ему приходилось работать грузчиком. Мы стали помогать: кто участковому, подтаскивая ящики с продуктами к двери, которые тот раздавал, кто, например женщины, стали сортировать одежду из мешков на мужскую, женскую, детскую, чтобы людям было легче искать. И помогали искать одежду тем, у кого были особые запросы: какой-то женщине требовался особо большой бюстгальтер «для соседки» (хотя, судя по её смущению и её размеру, ей самой), а кому-то – детская одежда определённого размера.
Трагедия этих людей была в том, что, как ни парадоксально, но после наводнения они остались без воды. Местность сельская, вода, как правило, из колодцев. Все колодцы забиты мулякой. И если для питья и готовки воду могли покупать или брать гум.помощью бутилированную воду, то для того, чтобы помыться самим, постираться, отмыть дом и мебель у них воды не было. Конечно, кто-то смог сходить в городскую часть к родственникам или знакомым, чтобы помыться там. А кто-то так и ходил все эти дни чумазый. И на самом раннем этапе чистая одежда, присылаемая с гум.помощью, была очень востребована.
Когда мы вернулись, поговорили с теми двумя, которых увела бабушка. Настроение у них было хуже некуда. Оказалось, во-первых, что бабушка была не одна, а ещё была куча родственников. Во-вторых, к волонтёрам относились как к бесплатным рабам. Родственники не работали и работать не собирались, только тыкали пальцами, что делать. Да и командовали так, что волонтёров раздражало: то тыкали пальцем утащить ту мебель на помойку, то на полпути передумывали и командовали тащить мебель обратно. Волонтёров это достало, и они сказали родственникам, чтобы они работали сами. Причём один из этих волонтёров, какой-то хирург, настолько возмутился, что ему, столь нужному и квалифицированному специалисту, нашлось столь низкоквалифицированное применение, что тут же улетел домой за свой счёт.