Надя так и знала: сказка слишком хороша, чтобы быть правдой. Она вздохнула и пошла спать.

Ночью ей снились огромные пальмы, они вальсировали по берегу, игриво помахивали листьями, а потом сплетались стволами. Им подмигивали звезды, и волновался ветер. Он что-то шептал, но Надежда не могла разобрать, пока не напрягла слух: «Нельзя! Нельзя смотреть, как пальмы занимаются любовью…» – сказал ветер.

Проснулась она внезапно, дернулась. В первую секунду не поняла, где находится, когда сообразила – обнаружила, что лежит аккурат поперек кровати, одеяло где-то сбоку. Супруга рядом не было, не было его и душевой, и на кухне.

Открыт балкон, Надежда накинула халат и вышла. Николай сидел в плетеном кресле, курил и хмуро смотрел вдаль, туда, где плескался ночной океан, а луна выкатилась на черный небосвод и кокетливо любовалась собственным отражением в воде.

– Ты огорчен? Это из-за звонка? – Надя вспомнила, что незадолго до того, как им лечь спать, звонил свекор и отчитывал сына – тот не доложил, что уехал из страны. Николай выслушал отца с ледяным спокойствием, скупо ответил на вопросы и положил трубку. Надя догадалась, что речь и о ней, а муж явно не желал обсуждать эту тему со своим отцом, тем более, в присутствии Надежды. Она, конечно, вышла из комнаты, но Николай все равно разговор закончил быстрее, чем хотелось отцу. Владимир Григорьевич Фертовский иногда забывал, что его сын – давным-давно не маленький мальчик и способен сам принимать решения, нести ответственность за свои поступки, да и вообще жить так, как он считает нужным. Диктат отца порой доходил до абсурда, это отмечали даже его коллеги, ну а студентов он третировал нещадно. Преподавал в Международном Институте иностранных языков, имел профессорское звание, писал научные статьи. И каждый раз с болью вспоминал свою неудавшуюся карьеру дипломата. Виновата в этом была его жена, вернее, бывшая жена. Милая девочка Соня…

– Я привык к тому, что отец так себя ведет, – помолчав, нехотя признался Николай.

– Ты так редко упоминаешь о своей матери. Ты о ней думаешь? Где она? – спросила Надя.

Он вздрогнул. Надюша словно мысли его читала. Нет, просто они становятся ближе друг к другу, поэтому и мысли могут совпадать. Так бывает.

– Как-нибудь потом поговорим об этом, хорошо? – Николаю не хотелось сейчас ворошить прошлое, хотя почему-то именно здесь, на Сейшелах, воспоминания просыпались уже не в первый раз. Несомненно, что это связано и с присутствием в его жизни Нади. Любовь делала его не только счастливым, но и обнажала его душу, тревожила сердце, пробивала его неуязвимость, которая ему раньше помогала существовать.

– Потом так потом, – согласилась Надежда, погладила мужа по волосам. Так прикасаться умела только она – ласково, трепетно. Говорила, что очень любит его волосы – кудрявые, густые, послушные. Такими волосами обладала его мать, только более светлыми.

– Я еще покурю, а потом приду к тебе, хорошо? – мягко попросил Николай. Сейчас он должен побыть один, Надюша не заслуживает того, чтобы ее вот сразу, с головой, окунать в воспоминания, еще не время. Сначала надо самому разобраться в себе. Он столько лет старался ни о чем не вспоминать, не думать и уж тем более, не анализировать. Он просто жил и все, жил, учился, работал, женился, заимел ребенка, развелся, полностью посвятил себя работе – стал снимать фильмы, потому что тогда ему это казалось интересным и престижным, а теперь решил опять серьезно заняться фотографией. Да, именно фотографией. Ему всегда нравилось это занятие, с самого детства…

Николай погасил сигарету, поднялся с кресла. Интересно, Надя уснула или все еще ждет? Ему вдруг захотелось, чтобы она не спала, посмотрела на него своими изумрудными глазами, обняла и сказала, что любит его больше всех на свете.