Наемник, вернувшийся в родной город, зарабатывал уроками фехтования. Когда Бенетус Бенц узнал о затее сына – предсказал ей полный крах. Какое фехтование в Ульдамере? Немногочисленные дворяне с грехом пополам научились у городских стражников держать в руках шпагу. А всем прочим эта забава и вовсе ни к чему.

Но мудрый старик ошибся (как это с ним частенько случалось в житейских делах).

К Рейнарду пошли учиться не только дворяне, которым сами боги велели уметь фехтовать, но и горожане без «деу» перед фамилией – были бы в кошельке деньги на эту причуду. За шпагу брались те, кто и не думал становиться бретером. Зачем? А затем!.. А чтобы!.. И вообще, вам сейчас не времена короля Гуиберта, когда только дворянам дозволялось носить оружие!

Отчасти дело было в желании пофорсить перед соседями. А отчасти играла роль притягательность грубого наемника, который так лихо поминал демонов, так грозно топорщил усы и так сверкал единственным глазом, что любой робкий и законопослушный лавочник сам себе казался разбойником под командой неустрашимого атамана.

Отблеск дядиной славы падал и на Дика – и мальчишка всей душой гордился отчаянным родственником. Лишь один недостаток видел мальчик в дядюшке: Рейнард Бенц не уважал небоходов и считал, что человек должен твердо стоять на земле, а не порхать под небесами…

Понимала мальчика только мать. Дик обожал ее.

Да, слышал он, слышал пересуды соседей: мол, нагуляла ребенка и бросила на руках у старика-отца… На такую чушь мальчуган даже не обижался. Как же бросила, если приезжает в гости?

Каждое ее появление было праздником. Старый дом оживал, даже половицы скрипели не сварливо, как обычно, а весело, музыкально. Все шло кувырком, летели к демонам уроки чистописания, откладывались занятия фехтованием. День превращался в длинную прогулку, и восхищенный Дик раскрывал перед своей королевой тайны морского берега и леса. А вечерами Миранда пела, танцевала, читала забавные и трогательные монологи из пьес. Она затаскивала в игру восторженно вопящего Дика, на скорую руку сооружая смешные костюмы из всего, что находилось в чулане и на чердаке.

Повзрослев, Дик понял, что актрисе Миранде Ветерок требовалось мужество, чтобы возвращаться в город, где ее помнили Мирандой Бенц. Ульдамерцы твердо знали, что родить без мужа – позор, а ремесло актрисы не приличествует уважающей себя женщине.

Но Миранда не пряталась в доме и не опускала глаза при встрече с добропорядочными горожанками. Голову держала высоко, улыбалась весело, с приветливостью, за которой скрывалась дерзость.

Мужчины не смели оскорбить сестру Рейнарда Бенца. А если встреченная соседка что-то зло шипела вместо приветствия, то получала в ответ сочувственное: «Соседушка, дорогая, что-то у тебя с голосом не то… да и цвет лица с моего прошлого приезда хуже стал. То ли желчь разлилась, то ли с мужем собачишься… Надо, надо себя беречь!»

Однажды маленький Дик азартно предложил:

«А хочешь, я им окна разобью? Чтоб тебя не обижали!»

Ответ прозвучал с неожиданной серьезностью:

«Они меня не обидят. Даже если очень-очень постараются – не смогут, не получится. Для меня не имеет значения, что они обо мне думают. А злятся они так потешно… Меня могут обидеть только семь человек».

«Кто?!» – сжал кулачки сын.

«Те, кого я люблю. Мой отец. Ты. Рейнард. Сибилла. Еще три человека, ты с ними не знаком. Из всех людей на Антарэйди меня могут ранить только семеро. Вот какая я у тебя сильная и неуязвимая!»

Только семеро?

Дик припомнил кое-что. Как на его расспросы о том, кто его отец, мама отвечала ворохом шуток и тащила его на берег собирать ракушки. Как дед пытался наставлять свою дочку на путь истинный – а та бросалась ему на шею, целовала и приговаривала: «У умного отца дурочка родилась!..» Как однажды дядя рявкнул на маму: «Уж мне-то не свисти свои ля-ля, я-то знаю, что вы за птахи – актрисы!» А мама схватила дедушкину трость, весело крикнула: «Ах, так?! Вызываю на дуэль!» – и атаковала брата. Тот расхохотался и принялся отбиваться подушкой с кресла.