Гасава вздрогнула, как от удара, и сильнее закуталась в лоскутное покрывало так, что остались одни глаза. Девчонка зажмурилась, точно не хотела никого видеть.

– Разговоры у вас какие-то не мужские, – хмыкнул Лугин, будто между делом.

Перед ним тотчас вырос здоровяк Достослав и загрёб кулаком рукав жёсткой рубахи, что была на философе.

– Ты, старикашка, помалкивай. У вас, говорят, с возрастом кости всё более хрупкие, не ровён час сломаются. Береги себя, понял? А в наши дела не лезь, козёл старый.

Метатели с готовностью заржали. Силач вернулся к ним и принялся трясти берестяной стакан. Потом высыпал из него кости и о чём-то сильно задумался.

– Да ладно! – выпалил Ферко. Он уже и забыл, что с утра по нему прошлись хлыстом. – Я видел, ты случайно выронил. Перекинь ещё.

Все согласно закивали. Достослав удовлетворённо засопел и принялся трясти стакан по второму разу.

– Спасибо вам, – скоморошка подобралась ближе к Лугину. Говорила она очень тихо, как весенняя листва на ветру. – Но не надо. Они всё равно своё возьмут, так только хуже будет. И вам… и мне.

– Но разве можно так жить? – изумился старый философ. Он тоже перешёл на шёпот. – Разве это жизнь?

Гасава покрутила головой.

Старик вздохнул и привалился спиной к бортику. Его тошнило, и Лугин не смог бы сказать с уверенностью, от чего больше – от качки или от этих мужиков, которые играют в кости на беззащитную девчонку.

Рядом завозился Дрищ Ян. Он встал на четвереньки и постоял так некоторое время, собираясь с духом, чтобы натянуть на исполосованную спину жёсткую холщовую рубаху. Надел. По гримасе было ясно, что скомороху очень больно. Кивком он поблагодарил философа и выскользнул из фургона на козлы.

Повозкой правил другой скоморох – Синяк. Прозвище ему дали за то, что пил не просыхая. Вот и сейчас он одной рукой держал вожжи, а другой – мутный бутыль, к которому постоянно прикладывался. Когда Дерищан сел рядом с ним, Синяк молча протянул бутыль ему. Дрищ Ян с благодарностью присосался к горлышку.

Потом полог закрылся, и Лугин больше ничего не видел.

Дорога, по которой они ехали, была вполне себе сносной, но, несмотря на это, повозку всё равно сильно шатало. Было душно, но если откинуть полог, то налетят комары и мошкара.

– Ты могла бы сбежать, – тихо, почти не размыкая губ, произнёс Лугин. – Я знаю одно место, где тебе будут рады. Главное правило этого места – свобода. Там никто не посмеет принудить тебя к чему-нибудь.

Скоморошка молчала.

– Если захочешь, я могу отвести тебя туда. Я знаю дорогу. Мы уйдём, как только сможем.

Девочка всхлипнула.

Раздался победный рык. Судя по всему – какая неожиданность! – выиграл силач Достослав.

– Выметайтесь все! Мне тут советчики ни к чему! – оскалился Достослав, пожирая взглядом маленькую, завёрнутую в одеяло фигурку.

Скоморох и метатели ножей покорно выкатились на козлы. Как они там все уместились, оставалось только гадать. Должно быть, кто-то перемахнул на соседний фургон.

– А тебе, старик, особое приглашение надо?

Лугин молча испепелял его взглядом и не двигался с места. Гасава выскользнула из одеяла и прижалась к философу.

– Всё хорошо, – прошептала она, – идите, пожалуйста. Пожалуйста!

Лугин долго не сводил со здоровяка взгляда, но потом всё же откинул полог и выбрался наружу.

– То-то же, – услышал он за спиной.

Вся компания игроков и впрямь куда-то запропастилась. Повозкой правили два пьяных скомороха.

Всего вдоль пыльного истоптанного тракта вытянулось восемь таких фургонов. В каждый была запряжена пара лошадей. Первым правил зазывала Лежан, который назубок знал все дороги неревской равнины от Острога до Арапейского нагорья. Это был поджарый шустрый старик, который смотрел на тебя так, будто видел насквозь. В последнем фургоне ехал сам господин Инош.