Отрок ощутил, как пульсируют внезапно ставшие пунцовыми уши.

– Да я…

– Ясно. Туда, быстро!

Ох, не зря его тренировал Ратибор Ослябьевич. Добронрав щучкой, как под шквальным обстрелом, нырнул в кусты и притаился. Почти ни одна веточка не пошевелилась.

Потом они бежали то в одну сторону, то в другую. Вернее, бежал Добронрав, а птицыдева указывала ему путь. Сирин вновь то и дело улетала вперёд – на разведку, потом возвращалась и вела человека дальше.

Это напоминало их первый день знакомства, с той лишь разницей, что сегодня Добронрав не боялся. Он свято верил, что Молиба, как и в прошлый раз, найдёт безопасную дорогу и выведет его.

Они метались из стороны в сторону, и бояричу временами казалось, что они возвращались туда, где уже пробежали. С каждым новым кругом Молиба становилась всё более напуганной. Её и без того большие глаза казались просто огромными. На бледном лице не было ни кровинки. В любой, даже самый неожиданный момент сирин могла выкрикнуть «Стой!» и отправить парня в совершенно непредсказуемую сторону.

Очень быстро от такого темпа Добронрав начал валиться с ног. Икры забились и стали как ватные. Сердце и вовсе грозило выпрыгнуть из груди вместе с лёгкими.

Молиба вполголоса ругалась над головой, из чего Добронрав сделал вывод, что дела на этот раз действительно плохи. Но лишь когда она в последний раз обронила своё «Стой!» и в изнеможении упала рядом, Добронрав понял, что ему конец.

Хлопки огромных крыльев могло услышать уже даже простое человеческое ухо.

Добронрав почувствовал, как у него слабеют ноги, и медленно обернулся к птице. Молиба смотрела на него с ужасом ещё большим, чем он сам смотрел на неё. Должно быть, это оттого, что сирин точно знала, что с ним сделают алконосты. Из нежных изумрудных глаз потекли слёзы.

– Добронрав, я не хотела. Правда. Я думала, что выведу тебя. Я не хотела, Добронрав, понимаешь?

Он смотрел на неё так, будто видел впервые. Сердце от страха бухало где-то в ушах, а самого парня невыносимо тошнило. Когда Добронрав слышал в каких-нибудь сказках, как у героя дрожат колени, он всегда думал, что это какое-то художественное допущение – для красного словца; а теперь колени вполне себе по-настоящему тряслись у него. А ещё он почувствовал известное напряжение в мочевом пузыре и даже как-то отстранённо подумал: насколько глупым он будет выглядеть в глазах Молибы, если прямо сейчас перед ней обмочит штаны?

– Я не хочу, чтобы ты умирал! – в отчаянии произнесла сирин, и Добронрав понял, что от её слов ему становится ещё хуже. – Не хочу! Прости меня!

– За что?

– За это…

Она приблизилась к нему так плотно, что мальчишка почувствовал её горячее дыхание. Никогда ещё он не видел её глаза так близко. Столь прекрасные и чарующие, что от одной только их близости Добронрав стал меньше бояться. Должно быть, благодаря знаменитой магии сиринов. Её губы были прямо напротив его, и Добронрав впился в них, как в последний глоток воздуха. Дева забилась в его объятиях, но боярич держал крепко, и скоро она обмякла и покорилась.

А потом его запястье пронзила острая боль, которая слегка отрезвила парня. Молиба оторвалась от него и шарахнулась в сторону.

– Ты с ума сошёл! – завопила она шёпотом. Оказывается, шёпотом тоже можно вопить. – Я совсем не это имела в виду!

Добронраву вновь стало стыдно. Чтобы скрыть своё смущение, он потёр расцарапанное запястье. Голова шла кругом, и мальчишка уже почти перестал осознавать, что происходит.

Кусты затрещали, и с трёх сторон появились четыре алконоста. Они были в полтора раза выше Молибы. Добронраву пришлось задрать голову, чтобы посмотреть на них. А посмотрев, он оцепенел от ужаса. Эти гигантские птицы и впрямь все были с мужскими лицами. С жёсткими скуластыми лицами, на которых глубоко посаженные глаза лучились злым торжеством.