Когда закрывалась крышка, изнутри донёсся глухой стон.

Азаря пытали ещё несколько часов. Четыре раза он лишался сознания, и всякий раз рытникам удавалось привести его в чувства, и пытки продолжались. К утру, когда члены Великого Синода окончательно утомились, для Азаря всё закончилось.

Храмовники стали медленно покидать пыточную.

Ересиарх свободно лежал на дыбе без сил.

Когда остались только спекулаторы и Илия, голос Синода потребовал, чтобы их с приговорённым ненадолго оставили наедине. Как только за палачами закрылась дверь, Илия поспешил к ересиарху и убедился, что тот находится без сознания. Тогда он достал из-за пазухи небольшой свёрток и кусочек мела.

Свёрток лёг рядом с Азарем – дожидаться своего часа, а мелом Илия поверх старых символов и гексаграмм принялся чертить новые.

…Когда утреннее солнце оказалось между рассветом и полуднем, рытники выволокли на площадь перед главным храмом обезображенное, почти бесчувственное тело. Его привязали к столбу, установленному здесь ещё в то время, когда только начиналась пытка ересиарха.

Никто не узнал бы в этом искалеченном человеке того заносчивого типа, чьё появление так взволновало всех в Храмовых скалах. Особенно впечатлительных молодых монахинь. Его лицо представляло сплошное кровавое месиво. Остатки одежды пропитались кровью и вместе с коркой и сукровицей прилипли к ранам. Человек не мог стоять из-за переломанных ног и разорванных сухожилий, поэтому его пришлось накрепко привязать к столбу.

С самого появления смертника у столба к лобному месту начал стекаться народ. Одни шли плюнуть ему в глаза и призвать на его голову все муки дедеровой кузницы. Другие шли бросить в проклятого еретика комок грязи или мелкий камень. Иные же просто поглазеть.

К человеку были приставлены двое рытников, в обязанность которым вменялось следить, чтобы храмовники не убили его раньше времени.

Ровно в полдень к народу вышел Илия. Он поднял руки вверх, а потом поклонился.

– Братья и сестры! – разнеслось над лобным местом. – Вчерашний день запомнится нам днём великой скорби! Мы потеряли многих близких, а некоторые даже родных. Ничто и никогда не вернёт нам их, не уймёт горечь утраты! Но мы отнюдь не должны их жалеть! Не смейте этого делать, говорю я вам! Все павшие, без исключения, отныне и присно будут пировать за одним столом с самим Господом в хлябях небесных. Ибо пали они смертью мучеников от руки тьмы! Они не покорились ей, больше того, они отстояли наш с вами Великий Храм! Это на их костях и крови будет стоять и дальше величие единственно истинной веры! Сегодня я объявляю день скорби и поминовения. Но прежде, чем мы смиренно предадимся предстоящим делам; прежде, чем окончательно наденем траур, мы должны закончить одно важное дело! – Илия указал пальцем на ересиарха. – Вы видите его? Видите это существо, которое по недомыслию называлось когда-то человеком? О нет, пусть его бренный облик не обманет слабых духом! Мы должны видеть в нём руку тьмы, что привела сюда – в Великий Храм всех этих богопротивных существ! Он сознался во всех своих злодеяниях и будет сожжён сейчас здесь на ваших глазах. И пусть это очистительное пламя послужит для вас хоть мизерным утешением. Гордитесь, братья, ибо сегодня мы, хоть и уплатив непомерную цену, но избавляем наш Горний от этого величайшего из преступников!

Толпа загудела и хлынула к ересиарху. Однако рытники сумели быстро усмирить их и отбросить на значительное расстояние.

Из главного храма вышло трое спекулаторов с зажжёнными факелами. Они трижды обошли ересиарха кругом, а потом подожгли хворост под его ногами. Раздался крик и чудовищные стенания. Они тут же потонули в шуме ликующей толпы.